Вскоре после окончания "Трех товарищей" Владимир Петров прислал мне письмо, чтобы я освободил вечер - он приедет в Москву и хочет со мной встретиться, разговор будет о Меншикове. О том, что Петров ставит "Петра I", уже было известно из газет.
Я пришел после спектакля. На Балчуге, в холодном ресторане Ново-Московской гостиницы, где-то на самом верху, Петров познакомил меня с А. Н. Толстым.
Очень полный и, как мне показалось, важный, с длинными волосами поэта, Толстой был несколько утомлен, и только умные и ясные глаза, пристально смотревшие через толстые стекла очков, говорили, что он полон сил и утомление, видимо, было его манерой вести себя.
Рядом с ним сидел щупленький, уже подвыпивший человек, тоже в очках, с очень острыми и, как бывает у больных туберкулезом, блестящими глазами. Одет он был в черную или во всяком случае темную вельветовую блузу-толстовку. Сунув, не глядя на меня, руку, он торопливо пожал и, сказав: "Ильинский", выдернул ее обратно. Все его внимание занимал Толстой, который в момент, когда я подошел к столу (сидели они, видно, уже давно), довольно добродушно отмахивался от напора Ильинского:
- Слушай! Отстань ты от меня!
Но тот очень настойчиво, жужжа, как муха, повторял:
- Нет, ты послушай, Алеша! Ведь всю картотеку Льву Николаевичу составил я! Давай я и тебе составлю картотеку!
- Иди ты к черту! Гы! Гы! Со своей картотекой! - ухмыляясь, отвечал Толстой.
Этот короткий диалог возобновлялся через каждые пять - десять минут, пока мы сидели и разговаривали о будущей картине, и только разве от количества выпитых рюмок он к концу несколько ожесточился:
- Алеша! Дай!
- Иди ты к черту! Гы, гы, гы!
Толстой очень ласково и трогательно похвалил меня за Кудряша и, мотнув головой в сторону Петрова, сказал:
- Я вот ему говорю, чтобы он не искал никого на Меншикова. Мне кажется, я вижу верно. Володь! А? Ты что же молчишь, аль окосел?
- Нельзя хвалить, а то заважничает!
- А ты хвали, если заслуживает, ему будет легче работать!
Вот эти слова из большого и очень интересного разговора я запомнил точно. Мне никогда не приходилось слышать такую ясную и простую истину.
Налив мне большую рюмку и ткнув в меня пальцем, что означало: "За твое здоровье", Толстой молча и со вкусом выпил такую же.
Разговор о Петре был очень интересный и нужный. Потом, примерно месяца через три, когда начались уже съемки, я часто в своих мыслях возвращался к добрым советам, которые в промежутках между: "Алеша?" - "Иди ты... Гы, гы!" - давал мне Алексей Николаевич.
Но практически эта встреча была только знакомством, смотринами - Толстой хотел со мной встретиться после "Грозы" и "прикинуть" для Меншикова.
Сценарий не был еще закончен. Пробы, вернее - предварительный отбор, производились только с кандидатами на роль Петра. Было уже заснято много актеров. Н. Симонов тоже еще не был утвержден. В. Петров посоветовал мне почитать еще раз роман, а Толстой назвал мне добавочную литературу, и мы расстались.