Александр Корнейчук

Я снимаюсь в "Богдане Хмельницком".

Во время съемок А. Каплер рассказал мне о своей задумке. С режиссером Л. Луковым они решили создать фильм о Котовском. Жизнь легендарного героя, командира Красной Армии была очень колоритна, романтична и полна невероятных, кажущихся невозможными приключений, которые он совершал дерзко и смело, проникая в тыл к врагу. И было бы величайшей ошибкой не показать это на экране.

- Литературный сценарий я уже набросал, а так как мы с Луковым, обдумав, решили, что "при твоих способностях" мы другого исполнителя, кроме тебя, не видим, то поэтому...

- То поэтому... Нет слов, чтобы выразить мой восторг и за веру в мои "способности", которые вы так преувеличиваете, что они закрывают от вас других актеров, и, если говорить по-серьезному, конечно, за роль-мечту! Спасибо, дай, я тебя...

- Дай договорить и не лезь со своими губами! Не девушка, противно! Заткнись! Слушай. Мы с Луковым едем по местам Котовского. Надо все посмотреть, понюхать. Едем с нами?

Уговаривать меня долго не пришлось. Тем более до отъезда оставался месяц и я мог закончить свои дела. Я уехал в Киев кончать последние съемки "Богдана Хмельницкого".

Короткая встреча с А. Е. Корнейчуком была для меня очень плодотворна - я прочитал ему монолог у столба: обращение Гаврилы к деве Марии перед поркой, которую ему собирается выдать Богдан - "Пречистая! Ты меня слышишь?" и т. д. Сцена эта великолепно снята в картине.

Александр Евдокимович выслушал и тут же внес все находки, которые родились в живом нашем общении, в текст сценария. Работать актеру с Александром Евдокимовичем Корнейчуком - наслаждение. Он хорошо знает народ, своих героев не выдумывает; он с ними общается и находит всегда интересный путь в сложных и запутанных руслах драматургии.

Корнейчук великолепно знает законы сцены, он точно знает, что смешно и что трогает зрителя до слез.

Являясь большим другом актеров, он прекрасно понимает, чем они дышат, их сущность, их выразительные возможности. Он пишет роли с учетом актера. Нельзя забыть случай с А. А. Яблочкиной. Закончив пьесу "Крылья" и сдав ее Малому театру для репетиций, он поехал отдыхать в подмосковный санаторий, где и встретился с Александрой Александровной.

- Если бы вы только видели, - рассказывал Корнейчук, - как она меня атаковала, узнав, что для нее в "Крыльях" нет роли!

- Как же вы, наш актерский друг, зная, что я тоскую по ролям, давно ничего нового не играю, не написали для меня? Садитесь и пишите сейчас же роль современной женщины. Я могу еще многое сказать, играя.

Я пообещал подумать.

Прошло не больше двух дней, как медицинская сестра уже говорит мне конфиденциально:

- Яблочкина просила меня проследить, пишете ли вы для нее роль или нет. Что ей сказать?

- Скажите... что... - замялся я.

- Скажите, что пишет, ответила за меня Ванда Львовна, - смеясь, продолжал Корнейчук, - и представьте себе, эти две энергичные женщины - Ванда Василевская и Александра Яблочкина - заставили меня написать новую роль в уже готовую пьесу.

- Ну, результат вы знаете - Александра Александровна играла в "Крыльях" и, надо отдать ей должное, в девяносто лет блестяще сыграла свою Горицвет. Вот урок молодым актрисам, как биться за роли, - закончил Корнейчук.

Общение с Корнейчуком во время работы обогащает фантазию. Его реплики, произнесенные как бы нехотя, с ленцой, как будто и сказать-то ему нечего, являются точными и верными попаданиями в решение волнующего вас вопроса. Они бывают полны такого подлинного юмора и образного выражения, что только успевай засекать возникающие в тебе сцены, вызванные его подсказом.

И если возникали у актера свои слова, рожденные в поисках образа, - Корнейчук немедленно утверждал их.

Так было со мной и в "Богдане Хмельницком" в кино, так было и в "Странице дневника" в театре.

После премьеры пьесы "Страница дневника" мы собрались усталые, но счастливые, у Рубена Симонова. Говорили про спектакль взволнованно, но тихо, мысли возникали глубокие и даже иногда неожиданные, - все еще жили волнениями спектакля, находились во власти своих работ.

Вечер был чудесный.

Евгений Симонов просил отца спеть: "Ну, я тебя прошу для меня тихо спой "Калитку"!". Рубен поддался. Охая (он только что перенес тяжелое заболевание), он взял гитару и запел прекрасно, с огромным настроением, пел не столько голосом, сколько душой.

Потом как-то незаметно опять заговорили о театре, о душе актера, и Корнейчук, который молчал, уютно сидя в кресле, куря папиросу за папиросой, как-то вдруг проникновенно сказал:

- Люблю живое человеческое слово! Механика хороша для счетных машин! Моя самая большая радость, когда мой текст, мои мысли делаются собственностью актера и он ими владеет властно, по-хозяйски, создавая, как полноправный художник, на равных, видимый и пластически ощущаемый, свой образ! Тогда я бываю счастлив, - закончил он, улыбаясь одними глазами.

Но возвращаюсь к "Богдану Хмельницкому".