Монолог влюбленного человека (А. Сохрина)

Эта была поучительная неудача. Режиссер, человек многоопытный, вдруг решил переосмыслить классическую оперу на новый лад. Объектом не столь давнего эксперимента в нашем театре стала опера Римского-Корсакова "Царская невеста". Намерения у постановщика были благие: укрупнить конфликтность, рельефнее, ярче вылепить центральные образы. И он поступает так: освобождается от целого ряда хоровых сцен, ставит камерный спектакль.

Ничего, решительно ничего у него не получилось, эксперимент завершился полным крахом. Потерялись сочные бытовые краски. Герои не ярче стали, а, наоборот, измельчали, потускнели, ибо лишились своей среды, своего окружения, выпали из своего исторического измерения. Все это - воздух, атмосферу, колорит, историческую, бытовую среду - создавал хор. Тот спектакль прожил совсем недолго, последовало возобновление, все возвратилось на свои места.

Сейчас слушаешь "Царскую невесту" и недоумеваешь: да как это можно было взять и вычеркнуть единым махом великолепные песенные мелодии народного склада, хоровые эпизоды, в которых живут русский дух, мудрость и величие русской души, живут чисто русские лиризм и напевность. И кто, как не он, хор, один из героев спектакля. Вслушайтесь: звучит тема народной песни "Слава". Она появится в опере неоднократно и окрасит действие в различные эмоциональные тона. Вот "Слава" торжественна, величава: Григорий Грязной и его гости восхваляют царя Ивана. И она же, "Слава", грозна, словно пророчит грядущие несчастья.

А вот хор "Ярхмель" (и он был в той постановке безжалостно вычеркнут). Да это же кладезь народной поэзии! Образ девушки, ждущей любви, живущей в ожидании чуда,- образ вечный, женственный, трепетный, нежный. И голоса так дивно хороши, так певучи. А то вдруг хор, рассказав о сокровенном, впустив в самую суверенную сердечную область, встрепенулся озорно, и пошла, разгулялась лихая плясовая, пошел дробный частушечный музыкальный говорок, завелся веселый хоровод...

Как без него, без хора?! Разве можно представить "Князя Игоря" Бородина, "Ивана Сусанина" Глинки без хоров, рождающих пространство эпическое? Или "Евгения Онегина" Чайковского без сцены ларинского бала? Нельзя, невозможно, немыслимо!

Поэтому и хочется познакомить вас с хрупкой, невысокой миловидной женщиной, от которой ежедневно требуются и сила, и властность, и чисто женская мягкость, и огромная музыкальная культура, и настойчивость. Ибо все это (и еще многое другое) входит в составные ее профессии. Валерия Павловна Навротская - главный хормейстер Куйбышевского академического театра оперы и балета. Недавно ей присвоено почетное звание заслуженного деятеля искусств РСФСР.

Мы говорим: современному оперному певцу необходимо владеть искусством перевоплощения. А от артиста хора разве не требуется актерское искусство? Еще как требуется. И в рамках одного спектакля, и ежевечерне. Работницы табачной фабрики, солдаты, контрабандисты ("Кармен" Визе), цыганский табор вердиевского "Трубадура", провинциальное дворянство и высший петербургский свет ("Евгений Онегин" Чайковского)... Можно и далее перебирать безымянные, столь значащие роли, включая и участие в опереттах. А коль разные произведения, то и манера петь требуется совершенно различная: чисто русская певучесть и вердиевская экспрессивная мощь, без которой нельзя в той же "Аиде". Итальянское бельканто в "Сельской чести" Масканьи и легкость, присущая именно оперетте. Прибавьте умение носить исторический костюм, соблюдать пластический рисунок, непременное ансамблевое чутье - и вот он, портрет артиста хора. Право, красок здесь требуется в избытке.

В том, как работает Валерия Павловна, кроме чисто хормейстерской деятельности, немалое место занимает режиссура. Она никогда не ограничивается одним только вокалом, она вводит артиста в образный строй произведения, рассказывает о стиле того или иного автора, ей важно, чтобы у артиста хора возникло ощущение эпохи, ощущение себя в ином измерении, чтобы произошло эмоциональное попадание в суть именно этой музыки. Ей важно раскрепостить артиста, снять с него нередкий психологический зажим.

В хоре почти шестьдесят человек. Они приходят после музыкального училища и вузов, а порой из самодеятельности, без специальной подготовки. И, кроме чисто вокальных ансамблевых навыков, всем надо привить чувство сцены, у всех поддержать (а то и разбудить) актерское начало.

Профессия артиста хора начисто лишена меркантильности, материальные стимулы здесь весьма скромны.

Так что же здесь держит?

Любовь к музыке. Тихое, без почестей, служение ей. Служение опере. Увлеченность, которая поддерживается творческим горением главного хормейстера.

Валерия Навротская

Валерия Павловна Навротская в театре уже семнадцать лет, приехала на Волгу после окончания в 1972 году хормейстерского факультета Одесской консерватории. Вот некоторые ее мысли:

"Стараюсь взрастить личность, уважаю в артисте хора его коллективизм. Это должно быть органически присуще. Были случаи, когда мы расставались с людьми, у которых были огромные голоса, но они не могли петь в хоре, не могли научиться слушать другого. Вообще определяю уровень культуры человека его умением уважать другого, разумеется, здесь я говорю уже не только о хоре.

Сначала мне было трудно. У меня получалось с женским хором и не получалось с мужским. Какой-то психологический барьер, какая-то боязнь мешала. Не могла найти верный тон, мучалась, казалась себе самой слабой, не умела быть сильной или казаться таковой. А потом поняла: и не надо казаться. Все равно мужчина сильнее женщины. Наша сила - в нашей слабости. Я перестала бояться быть смешной или неловкой, в чем-то еще неумелой. И, удивительно, здесь-то и начался контакт с мужским хором. Теперь мы с артистами хора настолько близки духовно, что уже не скрываем друг от друга своих слабостей и недостатков, когда ищем совместно нашу общую художественную правду. При этом у меня нет права ошибаться - я же лидер.

А раз ты лидер, то должен очень точно чувствовать время, насущные требования жизни. Она идет, и надо меняться. Когда что-то стоит, значит, оно движется в противоположном направлении - назад. Ищу, применяю новые методики распевания, стараюсь научить приемам вокализирования, оснастить артистов техникой. Если прежде я старалась вызвать верное ощущение эмоционального строя музыки и производно от него точное попадание в интонационный строй, то теперь мне важно, кроме того, чтобы певцы хора владели арсеналом выразительных средств".

В. Навротская на репетиции

Давно замечено: чем точнее, стройнее спектакль срежиссирован, чем рельефнее прочерчено его сквозное действие, тем осмысленнее интонация, выше дикционная культура певцов. А то ведь и так бывает: тщательно отрепетированные Валерией Павловной в классе хоровые эпизоды будущего спектакля сникают, вянут при выходе на сцену. Замысел хормейстера, не будучи поддержанным творческой устремленностью постановщика, разрушается. Сама же Навротская всегда бесстрашно идет навстречу интересной режиссерской идее, оригинальному образному решению. И в этом смысле особый интерес представляют два спектакля: "Ромео и Джульетта" Берлиоза и "Казнь Степана Разина" Шостаковича, осуществленные ею в творческом содружестве с главным балетмейстером театра народным артистом РСФСР Игорем Александровичем Чернышевым.

Сейчас перед нашим академическим театром оперы и балета стоит нелегкая проблема поисков своего лица, лица театра истинно современного, отвечающего духовным исканиям сегодняшнего зрителя. Названные спектакли - экспериментальные, новаторские - уже встали на путь поиска, обратясь к синтезу выразительных средств, к слиянию пластики и вокала, определяющему динамичность сценического действия. Показательно, что именно хор, воспитанный В. П. Навротской (а при ней произошла уже и смена поколений, состав заметно обновился, помолодел), пошел навстречу балетмейстеру, проявил гибкость, подвижность, обнаружив недюжинный творческий потенциал.

В "Ромео и Джульетте" хор играет два клана - Монтекки и Капулетти, он поет труднейшую и красивейшую музыку, причем с дикционной и интонационной точностью. Он представляет нам живописную толпу, которой задан интереснейший пластический рисунок, не столь просто выполнимый в тяжелых одеяниях, стилизованных под исторические костюмы эпохи Возрождения. И он же, хор, чисто современный комментатор событий, историк-моралист.

В "Казни Степана Разина" задача еще сложнее. Сначала возникает толпа, многоликая, пестрая: мужики и бабы, бродяги, юродивые. Толпа ерничает, приплясывает, от нее веет какой-то жутковатой грозной энергией. Заметьте: это не балет - хор приплясывает, он поет очень сложную музыку будто шутя и движется, живет абсолютно раскованно, в полном единстве с движением народной драмы Шостаковича и Евтушенко.

Во-первых, хор создает образ самого народа. Образ, пребывающий в непрерывном движении: от азартного хмельного возбуждения, слепого буйства вначале к прозрению, сложнейшему духовному перелому, мучительному и необходимому, когда в финале толпа перестает быть толпой, когда "прорастают лица грозно у безликих на лице..." Прозрение ценой отрубленной головы атамана, потрясение трагедией - вот что играют артисты хора и балета, певец-рассказчик, соединив жанры и свою отдачу.

Во-вторых, хор играет здесь еще и роль внутреннего голоса героя, он досказывает за него невысказанное, он произносит внутренний монолог Стеньки Разина с особой сосредоточенностью, в неизменной звенящей тишине зала.

А еще хор - пророк, он пророчит Степану его смерть и его бессмертие, он заранее, до поры еще, поет маленький реквием, печальный, чистый, строгий хорал, и отпевая, и воспевая...

Сколько пространственных, временных переключений, какой спектр возможностей обнаруживает вдруг хор Валерии Навротской!

Наверное, для талантливого музыканта это так же естественно, как жить, дышать, ходить, заставить звучать в другом его музыку, даже если тот, другой, и не подозревает о ней. Навротская пришла в Куйбышевский университет и создала там вокальную студию. В нее пришли студенты, физики, историки, филологи, никогда прежде музыкой не занимавшиеся, преимущественно юноши. И они запели. Русские народные песни, песни народов СССР, песни народов мира, веснянки, старинную музыку. Окончив университет, ребята и сейчас пишут Валерии Павловне письма о том, что музыка, которую она разбудила в их душах, так с ними и осталась. Недавно в Доме актера состоялся вечер клуба старинной музыки (еще одно создание Навротской)в переполненном зале, при свечах. Пели ее бывшие студенты и артисты театра, пели вдохновенно... Еще она растит будущих хормейстеров, преподает хоровое дирижирование в институте культуры.

И под занавес монолог Валерии Павловны Навротской, монолог человека, влюбленного в свою профессию, в музыку, в людей, с которыми работает.

"Я люблю свою профессию. Хор - это прекрасная форма человеческого общения: единый порыв, единое чувствование, единое устремление, духовное единство. Вместе не страшно, в этом совместном индивидуальность крепнет, становится ярче - ее же поддерживают. Я могла бы пожелать артистам хора петь, как Пономаренко, как Бондарев, быть пластичным, как Брижинская и Гимадеев, но... давайте любить их такими, какие они есть. Чувствую себя ответственной не только за то, как звучат голоса, но и за судьбы вверенных мне людей.

Очень хотелось бы, чтобы постановщики - режиссеры, дирижеры - были бы людьми высокой культуры, но, к сожалению, так не всегда случается. А чем ниже человек личностно, тем больше у него жажда самоутвердиться за счет других. За счет солистов не так самоутверждаются - все-таки имя, звание. А вот в отношении к артистам хора порой позволяют себе резкости, а то и грубости, знают: они люди скромные, смолчат, проглотят. Я этого не спускаю - встаю на защиту человеческого достоинства. Нет у нас "маленьких" людей, "маленьких" артистов!..

Меня беспокоит судьба ансамблевого пения в нашем быту. Что-то здесь утрачивается невосполнимо. Вспомните, как мы часто собирались прежде просто попеть - не для застолья вовсе. А ведь язык музыки, язык пения - это язык эмоций, язык духа. Как много может выразить поющий человеческий голос: восторг, скорбь, любовь, наверное, любовь - прежде всего. Человек поет, и проявляется его сущность, лучшее, что в нем есть. Он приносит это лучшее в хор. Человек поет, и рождается что-то новое, трепетное. Мысль рождается. В звуке, в тембре неповторимая человеческая суть, обнажается природное, истинное, первозданное. Считаю, что поющий человек открыт, не защищен, все покровы сдернуты: я такой, какой есть. Голос изобличает естество.

Завтра я пойду в хоровой класс. Репетиция "Ивана Сусанина". Спектакль давно не шел и, значит, все заново. Заново искать тот богатырский дух и тот лиризм. Заново..."

Монолог продолжается, только это уже внутренний монолог: Валерия Павловна в раздумье, она уже в дне завтрашнем. Да, собственно, вся жизнь ее - монолог влюбленного человека. Влюбленного в искусство, служащего ему истово, верой, правдой.