29.11.2011

Театр времен Джигарханяна

Более десяти лет назад Армен Джигарханян дал слово больше никогда (!!!) не выходить (!!!) на сцену. Разве что посниматься в кино себе позволял. А так в основном все силы бросил на театр имени себя. И вот табу нарушено — мастер выходит в премьерном спектакле. Название для него, да и вообще, символичное — “Театр времен Нерона и Сенеки”.

Эта ранняя пьеса Радзинского не случайна в жизни Джигарханяна. Десять лет еще в прошлом столетии он играл правителя Рима Нерона на сцене театра Маяковского. Играл потрясающе, страстно-убийственно. В ХXI веке совершил рокировочку и стал Сенекой в спектакле, поставленном молодым режиссером Дмитрием Исаичевым. Он выходит в начале первого акта — седой старик, чьи седины особенно заметны на фоне бодрой молодежи, и... практически все два действия молчит. Нет, он пытается что-то сказать, но Нерон (Семен Штейнберг) не дает учителю и рта раскрыть.

— Зачем ты позвал меня в Рим, великий Цезарь? — устало спрашивает Сенека.

— Не выдержал: спросил, — отвечает наглый, с внутренним страхом от собственных злодеяний Нерон (по желанию художницы Ольги Соколовой на нем почему-то только кожаные шорты).

У Джигарханяна сложная роль. Внутренний монолог, который в финале выплеснется слезами в коротком диалоге: «Я учил тебя любить!» Но он воспитал убийцу. Он не хочет жить. Он уходит.

"МК": — Почему все-таки вы решили нарушить данное слово не играть в театре?

— На этот вопрос, Мариша, ни один человек в мире тебе не ответит. Единственное, в чем могу признаться тебе, — меня все время уводило куда-то туда.

— ???

— Да, да, именно уводило. Я просыпался ночью и думал: «Что ты делаешь?» Мне же много лет. 76 — серьезный возраст. Вот сегодня перед начало прогоняли первый акт, и я подумал: «Надо посидеть, а потом репетировать». Это очень серьезная тема — что такое старость.

— А что такое старость, Армен Борисович?

— Самое страшное здесь — это потеря интереса к жизни. Я видел такого человека, мне сказали про него, что он больше не хочет жить. И вот я в спектакле хочу сказать эту фразу: «Я больше не хочу жить». Старость с этого начинается. Для меня (не только для меня, для всех) самое страшное, когда ищут заменитель, раздражители жизни. Таблетки, уколы, еще что-то... Нет!

— Когда вы играли Нерона, у вас был практически на сцене монолог в течение двух актов. А здесь — бессловесный монолог. Это сложнее?

— Намного, намного. Как мне кажется, эта история заключается в том, что Нерон не дает слово сказать Сенеке. Он не принимает инакомыслия. Я видел в жизни это много раз. Там есть потрясающая фраза в середине первого акта, когда Сенека спрашивает: «Зачем ты позвал меня в Рим, великий Цезарь?» И смотри, что он отвечает: «Не выдержал: спросил». Вот что мы прочитали в этой замечательной пьесе. И еще — учитель воспитал убийцу, это так. Поэтому мы придумали такой финал: Сенека говорит: «Все, больше не хочу жить, расстреляйте меня». И уходит.

— Древний Рим, Цезарь, сладость власти и вседозволенность. Насколько актуальна сегодня пьеса Радзинского?

— Ничего не изменилось, ничего. Я играл Нерона (не боюсь показаться нескромным — хорошо играл), у меня были другие страсти: унизить всех, мужчин, женщин, мальчика... Но потом появился в моей жизни Сенека. А он начинает с чего? Со старости: «Зябну, наколенники, налокотники надел...» Я за эту роль очень благодарен жизни. Это хорошо, если у меня взыграло ретивое, значит, я проснулся. И потом, не забывай, это же мои дети вокруг: они питаются моей энергией на сцене.

— В первом акте вы как-то особенно произносите: «Я надеюсь». На что надеется Армен Джигарханян?

— Не надеюсь, а хочу. Чтобы мы хорошо жили. Мы — это театр, страна, мои подруги, мои друзья. Мы здесь должны все выяснить, здесь — в театре. И должны помочь друг другу. Скажу тебе пошло — мы должны любить друг друга.

— Вот, вот, и Сенека так говорит в конце и плачет. Замечу, не глицериновыми слезами.

— Могу тебе сказать, что за 50 лет работы в театре у меня ни разу не было глицериновых слез. Мой великий учитель как-то на дипломном спектакле, где я играл Незваного в «Без вины виноватых» и говорил: «Я так вчера играл, публика рыдала» — и закрывал рукой глаза, сказал: «К сухим глазам никогда не подноси платок». Это для меня святой закон.

— Армен Борисович, раз уж вы нарушили табу, вышли на сцену, значит ли это...

— Значит. Много лет я люблю одну пьесу Сарояна. Все, больше не спрашивай.

Беседовала Марина Райкина

Источники:

1. mk.ru