Ученица Камы Гинкаса режиссер Рузанна Мовсесян поставила совсем не детский спектакль по детскому рассказу Михаила Зощенко «Лёля и Минька».
Высокий худой мужчина и маленькая крепко сбитая рыжеволосая женщина, одетые в серые плащи, пробираются по тёмному залу. У сцены вешают на гвоздики шляпы. Лёля - справа, а Минька – слева. «В этом году мне исполнилось, ребята, сорок лет. Выходит, что я сорок раз видел новогоднюю ёлку. Это много!» - начинает повзрослевший мальчик.
Его монолог, как и реплики других героев, один в один совпадают с книжными. Авторский текст произносят то одни, то другие персонажи. Иногда из их уст звучат чужие слова. Допустим, мама вдруг говорит за Миньку. Она, кстати, предстаёт в спектакле женщиной-праздником, а папа – строгим, но справедливым.
Эти образы режиссёр позаимствовала из другого произведения Зощенко - «Перед Восходом солнца». Однако – только их. Дело в том, что повесть эта - не детская, а спектакль задумывался для маленьких зрителей, и худрук РАМТа Алексей Бородин попросил оставить в чистом виде рассказ о Лёле и Миньке.
С учётом этих тонкостей Рузанна переписывала сценарий пять раз. Перепутанная речь героев – только один из новаторских элементов, которыми нашпигован спектакль. Шесть историй Зощенко о поедании конфет с новогодней ёлки, о нежелании делиться с сестрой бабушкиными подарками, об искушении мороженым, о желании утаить единицу в дневнике она попыталась представить, как шесть библейских притч о грехах и последующих за ними наказаниях.
По замыслу режиссера, Лёля – Ева, а Минька – Адам. Их отец – Бог, поэтому его, как героя, в спектакле нет. Раздаётся только его голос, как гром среди ясного неба, объявляющий о том или ином наказании детям. История с Тряпичником – о соблазнении, момент с дневником, единицу в котором папа Миньке простил, - притча о блудном сыне, когда самое страшное для ребёнка то, что отец не наказал его в результате троекратной лжи.
«Я опиралась на Библию, потому что истории Зощенко – сплошные грехи и наказания, - говорит режиссёр. – Минька проходит путь праведника, обретая новозаветные идеи и любовь. Его папа - ветхозаветный Бог, который посылает сыну жуткие испытания. И спасение не в том, что мне надо получить, а спасение в том, что дать другому».
Спектакль - совсем не детский. Малыши, сидевшие в первых рядах зала, убегали к родителям, увидев, например, бабушку, баловавшую Миньку конфетами, а Лёлю – тумаками.
«Я очень рада, что спектакль производит грустное впечатление, потому что именно так я и хотела поставить эти истории, - говорит Рузанна. – И, думаю, что детям можно смотреть спектакль, потому что в их подсознании останутся правильные истины, о которых говорится, и спустя много лет какие-то вибрации от них останутся и помогут лучше ориентироваться в жизни».
Горько-взрослая начинка постановки смягчается её стильностью и метафоричностью. 30-е годы показаны уютно сказочными: мягкие серые тона, платья с круглыми воротничками, выражения тех лет, вроде «Покойной ночи», большая ёлка посреди гостиной и подарки под ней. Метафоричность проявляется в образах героев и в вещах, их окружающих.
Минька у Рузанны высокий, а Лёля – маленькая, хотя в книжке наоборот, поскольку девочка – старшая сестра. Белые воздушные шары – это и ёлка, и подарки, а большой чёрный рояль, стоящий посреди сцены, становится то мешком, который тащат дети, заблудившись в лесу, то местом, откуда со скрежетом, словно из большого сундука, появляются Тряпичник с Мороженщиком. «И ёлка, и рояль могут быть чем угодно, потому что детское воображение иное, чем наше», - улыбается Рузанна.