В театре «Буфф» состоялась премьера спектакля по пьесе американского драматурга Альберта Герни «Сильвия». Афишное название – «Ты мой бог». Наверное, премьера наделала бы куда больше шума, если бы город был обклеен афишами: «Елена Воробей вернулась в родной «Буфф» и играет там собаку!» Однако даже театралы не очень успели прознать про то, что на сцене будет Воробей. Возможно, в таком скромном пиаре можно заподозрить нежелание самой актрисы выпячивать себя.
– Елена, было ли опасение, что роль выстрелит вовсе не так, как вы того хотели?
– Для меня эта роль оказалась очень сложной в психологическом смысле, да и в физическом тоже. Вернулась после двух премьерных показов в Москву – и у меня болят все кости на руках и на ногах. Я никогда не думала, что быть собакой – это так тяжело. Во время репетиций у меня были травмированы ребра, растянуты мышцы обеих ног, вывернут палец, ушиблен локоть. Но вы мне, как зритель, скажите, получилась ли у нас трагикомедия?
– Еще как! Проникаешься историей бедной собачки, которую не любит жена главного героя – Грега. Сочувствуешь Грегу, который не умеет выразить своих нежных чувств, самых трогательных душевных порывов никому, кроме собаки. Больше начинаешь понимать природу мужчин и то, что за внешним суровым фасадом в них прячутся романтические существа...
– Я вам признаюсь: у меня никогда не было столь интересной и глубокой драматической роли. В основном режиссеры идут по такому пути: вытаскивают из меня все комическое или пытаются извлечь из поверхностной рольки какую-то глубину. И когда мне попался этот материал, я подумала: ну что ж, если не Катерину в «Грозе» Островского, то я сыграю Сильвию. Так и докатилась до собачьей жизни (улыбается).
– Обычно звезд приглашают в антрепризные спектакли и в основном ради коммерческого успеха. А как получилось здесь?
– Я тоже играю в антрепризах. Но здесь совершенно не коммерческий вариант. 12 лет назад, когда я еще была актрисой петербургского театра «Буфф», его художественный руководитель Исаак Романович Штокбант предложил мне роль, о которой можно было только мечтать, – в пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион». А я от нее отказалась! Уехала в Москву, искала себя на эстраде. При этом я не очень понимала, зачем я еду, что и кого встречу. Это был безумный поступок человека, который что-то очень хочет изменить в своей жизни и не знает, в какую сторону двигаться.
– Это был правильный шаг?
– Да, конечно. Я сделала себе имя. Но я выживала в Москве, я много чего перенесла. Думаю, без моего человеческого, женского опыта я бы не сыграла Сильвию – вот эту свою, на сегодняшний день главную, драматическую роль. Получилась бы болонка какая-нибудь.
– Почему вы решили играть именно в «Буффе»? Разве в Москве мало театров?
– Я знала, что есть человек, который понимает и чувствует меня так же, как я сама себя, – это мой учитель Исаак Штокбант. За пять лет обучения на отделении театра, эстрады и кино и за семь лет жизни в театре он сумел этот камень, то есть меня, огранить – и талант засиял. Вот поэтому я однажды набралась смелости и позвонила: «Как у нас дела с «Пигмалионом»?» Оказалось, что «Пигмалион» уже поставлен. И тогда я предложила пьесу Гарни «Сильвия». Я очень переживала, когда Исаак Романович на неделю пропал. Я заглядывала в почтовый ящик, в телефон – ни ответа, ни привета. Рискнула позвонить опять. И услышала его звонкий счастливый голос: «Мне кажется, это действительно твоя роль. Правда, я не знаю, кто бы мог это поставить». Параллельно со мной до Исаака Романовича дозванивалась из Израиля Мария Немировская, его ученица, окончившая курс раньше меня на десять лет. Она сказала, что летит в Питер, чтобы подключиться к постановкам театра «Буфф», хотя идей у нее пока никаких нет, пьес тоже, а есть только желание работать. Вот так две сумасшедшие женщины и сошлись в одном проекте.
– Не кажется ли вам, что ваша Сильвия – это своего рода Элиза Дулитл?
– Мне вчера об этом зритель сказал: «Это, наверное, интерпретация «Пигмалиона»?» Вышла какая-то панк-бомжиха на сцену: сейчас ее пригладят, причешут, оденут в красивое платье, обучат манерам – и она станет принцессой. Пьеса Гарни несколько о другом, но аналогий действительно много.
– Знаю, что эту пьесу часто ставили в российских театрах. Вы видели чью-нибудь постановку?
– Нет. Но я знаю, что «Сильвия» была поставлена в Москве, и собаку играла Чулпан Хаматова. Прожил спектакль совсем недолго. Там был сделан акцент на внешних переменах, Чулпан бесконечно переодевалась. Ну если в этом и заключался главный режиссерский ход, то, я думаю, вариант, который нашла Мария Немировская, гораздо богаче – смысловая нагрузка ложится не на одежду, а на то, что мы меняемся внутренне.
– Как складывались отношения с вашим партнером по спектаклю Мурадом Султаниязовым?
– Мы притирались долго. Мурад - актер с большим опытом и человек амбициозный. Мне трудно было давать ему советы, даже намеки. Тем более что нас разделяют страшные семь букв – эстрада! Я читала в его глазах опасение: ну вот, приедет московская фря и начнет права качать, существовать по эстрадным законам, кривляться. Но смотрю: после второй, третьей, пятой репетиции Мурад выдохнул, окунулся в материал, и мы стали понимать друг друга.
– А с Марией Немировской сразу нашли общий язык?
– Очень тяжело мне с ней работалось. Я впервые оказалась в такой атмосфере. Такой жесткач! Ей отказывали все тормоза, и она забывала, что мы не студенты, а люди с нервами, самолюбием, амбициями и пониманием определенного этикета. И вдруг такой испепеляющий стиль работы! Мы тоже срывались. Однако мы видели цель, к которой шли. И потому я счастлива, что познакомилась с этим творческим человеком – сумасшедшим, безумно влюбленным в профессию. В этой беспощадности есть нерв, сила.
– Вы верите в знаки судьбы?
– Ну, я особо не заморачиваюсь, чтобы в этом не погрязнуть. Но вообще, мистические вещи происходят. Накануне премьеры я в Москве нашла на улице щенка-лабрадора. Та же порода, что и в спектакле. И я его пристраивала к добрым людям.
– А себе оставить не хотели?
– Я очень люблю животных, у нас в доме, в Бресте, где я родилась, всегда жили и собаки, и кошки. Папа мой вообще кинолог. Но сейчас из-за частых разъездов я не могу себе позволить завести собаку. Это большая ответственность. Но собака – это моя большая мечта. И роль Сильвии – мой первый шаг к ее осуществлению.
– Вам бы хотелось, чтобы ваша девятилетняя дочь посмотрела спектакль и больше погружалась в ваш артистический мир?
– Спектакль очень хочу ей показать. Но вот специально тащить Соню на сцену – нет. Если есть актерское нутро, то оно о себе даст знать. Актеры – это группа крови, это определенным образом устроенная нервная система, очень подвижная, это нездоровые люди. Зачем туда тащить своего ребенка? Соне нравится танцевать, петь, но на сцену ее не тянет.
– Когда-то вы пожертвовали «Пигмалионом» ради эстрады. А сегодня ради театра вы чем-то жертвуете?
– Я человек обязательный, и если стоит в репертуаре спектакль «Ты мой бог» и вписано мое имя, то зрители могут не перезванивать – я прилечу из Москвы и буду играть. Даже если меня будут заманивать тоннами черной икры, звать на корпоративы – я не поддамся.
– Полагаю, вы устали от работы на эстраде – вам захотелось глотка чистого воздуха...
– Я слышу в вашем вопросе намек: вы хотите противопоставить высокий жанр театрального искусства и низкий – эстрадного. Я, как человек, который варится в этой кухне больше десятка лет, могу сказать, что мое отношение к эстраде в корне изменилось. Выступать на эстраде нередко сложнее, чем играть в театре. Когда ты выходишь на сцену в спектакле, за тобой стоит мощная режиссура, с тобой рядом труппа, ты «укреплен» декорациями, хореографией, драматургией. А если ты один на эстраде, ты оказываешься совершенно незащищенным перед зрительным залом. Если я на протяжении десяти лет остаюсь любимой артисткой для россиян – это колоссальный труд. Но вы правы, мне захотелось театрального воздуха: захотелось театральных кулис, общего дела, воли режиссера. Захотелось других аплодисментов, других зрителей.
– Перед вами стоит задача завоевать право называться драматической актрисой?
– Чтобы это было главной идеей – нет. Я получаю удовольствие от работы и от результата, который здесь и сейчас, а не от далеко идущих планов.