22.06.2018

Соблазненные Мольером

Режиссер Анатолий Шульев выпустил на сцену Театра Маяковского вечного странника и вечного обманщика — повесу всех времен Донжуана (о правописании — чуть ниже). Мольер сделал из похождений знаменитого соблазнителя комедию. Однако за минувшие с тех пор три с половиной столетия наши представления о любви и морали изменились настолько, что молодой режиссер счел себя вправе превратить бессмертную пьесу в селебрити-драму.

К началу XXI века донжуаны измельчали, и писать это имя в два слова да еще каждое с большой буквы — слишком много чести. Непривычность названия спектакля — «Донжуан» — кажущаяся, и не только потому, что это давно уже имя нарицательное, а не собственное. Герой Мольера хоть и служил великому драматургу мишенью для обличительного пафоса, но был личностью, при всей своей порочности, не лишенной отваги, обаяния и даже некоторого благородства. Заглавный персонаж в постановке Анатолия Шульева — никто, мнящий, что он — Некто.

Человек в поисках подлинного чувства — пожалуй, именно так можно сформулировать тему, которая сегодня больше всего волнует молодого режиссера, недавнего выпускника мастерской Римаса Туминаса. На Симоновской сцене Театра Вахтангова в тетраптихе «Цвейг. Новеллы» он поставил «Принуждение», а в Театре Маяковского идут уже два его спектакля — «Бешеные деньги» Островского и «Я была дома и ждала...» по пьесе Жан-Люка Лагарса, не без оснований именуемого «французским Чеховым». И вот теперь обращение к Мольеру. С явным намерением не просто перенести его персонажей в наши дни — их архетипичность делает эту задачу увлекательной, однако не такой уж и сложной. Но — раскопать в недрах написанной давным-давно (если быть точным — в 1665 году) пьесы предостережение гения, которому не вняли ни современники, ни потомки. В свое время автора обвинили в поклепе на благородное сословие, и пьеса выдержала только пятнадцать представлений. При жизни Мольера она больше не ставилась и не публиковалась. А последователи — обработчики этого «вечного» сюжета — окончательно оправдали ловко мимикрирующего негодяя, превратив его чуть ли не в романтического страдальца.

Сегодняшний Донжуан — по преимуществу лицо медийное и богемное — страдать даже и не думает. Модный блогер, с ошибками пишущий на родном языке обо всем и ни о чем. Эстрадный певец, с голосовыми данными ниже среднего и репертуаром ниже плинтуса. Стендап-комик, бесконечно тиражирующий кавээновские шуточки провинциального разлива. Сериальная «звезда» с манерами Эллочки-людоедки без поправки на половую принадлежность. Перечень типажей, разумеется, далеко не полон. Эльдар Трамов, приглашенный на эту роль из Театра имени Вахтангова, к своему персонажу безжалостен. Его Донжуан прекрасно осознает, что дни его призрачной популярности сочтены — подлинного таланта нет и в помине, а на пятки уже наступают новые охотники за удачей, молодые и еще более беспринципные. И в пароксизме страха перед неминуемым финалом этой казавшейся бесконечной вакханалии он готов притвориться кем угодно, даже раскаявшимся грешником. Да так искусно, что отцовское сердце Дон Луиса (Юрий Никулин) в отчаянной тоске по невозможному примирению с сыном устремляется навстречу обманщику. «Лицемерие — модный порок, а все модные пороки сходят за добродетели» — финальный монолог о могуществе притворства исполнен такой страсти, что становится по-настоящему страшно.

Традиционная трактовка мольеровской пьесы этим, как правило, и ограничивается, исчерпав заряд нравственного обличения. Но режиссер и актер идут дальше, аккуратно вторгаясь в сферу сексуальности, сегодня куда более притягательную для публики. И оказывается, что лавры непревзойденного любовника сидят в голове у типичного представителя современной версии Донжуана вовсе не так прочно, как должны были бы. В мире, изо всех сил стремящемся к гендерной толерантности, маскулинное начало истаивает в представителях сильного (пока еще) пола едва ли не на глазах. Донжуану только кажется, что юная смиренница Эльвира (Анастасия Мишина) пошла за ним, влекомая его мужской неотразимостью и пробудившимся голосом плоти. А ею двигало сострадание к его неприкаянности, надежда удержать любимого человека от дальнейшего падения. С простушкой Шарлоттой (Валерия Куликова), превратившейся из мольеровской пейзанки в безголосую провинциальную певичку, у прославленного сердцееда и вовсе конфуз выходит. Девица хоть и не умна, но Донжуановы признания не производят на нее должного впечатления, и ловеласу приходится переключиться на средство более действенное — соблазнение карьерой и легкостью бытия.

Судьба Донжуана — это игра в поддавки с самим собой. Стена из звуковых усилителей (художник-постановщик — Мариус Яцовскис, художник по свету — Оскарс Паулиньш), за которой он так долго укрывался от подлинной жизни, в конце концов становится для него воротами в ад. Прозаическое электрозамыкание прекрасно заменит собой статую Командора — в XXI веке уповать на кару, ниспосланную свыше, гораздо сложнее, чем в веке XVII.

Виктория Пешкова

Источники:

1. portal-kultura.ru