24.01.2019

Деклан Доннеллан: «Театр сейчас важен как никогда»

В театре Les Gemeaux, расположенном в парижском предместье Со, с успехом стартовали премьерные показы нового спектакля Деклана Доннеллана «Лондонский купец». Поставлен он по пьесе шекспировского современника Фрэнсиса Бомонта «Рыцарь пламенеющего пестика». Английскую комедию во Франции играют на русском языке наши актеры. 13 марта она впервые пройдет на сцене московского Театра имени А. С. Пушкина.

— Почему для новой постановки Вы выбрали эту пьесу? Чем она созвучна нашей эпохе?

— Мне кажется, это очень важная пьеса. Она была созвучна своей эпохе, остросовременна сейчас и, боюсь, будет актуальна и дальше. Нам, как и прежде, пытаются нарисовать радужную картину мира, где все прекрасно. Уверяют, что мы живем в счастливом и упорядоченном социуме, в котором если и есть плохие люди, то государство способно их контролировать. В итоге у нас полно оптимизма, но нет надежды. Когда мы показываем людям то, что они хотят видеть, мы им врем. Потому что жизнь всегда удивительна, а если это не так, то либо она мертва, либо мы. Художник не обязан говорить правду, оставим это политикам и журналистам. Но мы должны хотя бы постараться не врать. Люди жаждут, чтобы искусство показывало жизнь проще и радостнее, чем она есть на самом деле. К этому часто относятся как к безвредному эскапизму. Но безвредный эскапизм — это оксюморон.

— Почему спектакль, поставленный для Театра имени А. С. Пушкина, вначале идет в Париже, а не в Москве?

— Моя команда приезжает в Les Gemeaux с 1999 года, мы показали здесь уже 15 спектаклей. Это наш французский дом. Очень интересно посмотреть, как зрители из разных стран будут реагировать на один и тот же спектакль, посвященный сущности и природе театра. Премьера в Москве состоится в марте (спектакль получит название «Рыцарь пламенеющего пестика». — Прим. ред.), в апреле мы покажем его в Мадриде, а в июне — в Лондоне.

— С российскими актерами Вы работаете так же, как с английскими и французскими?

— Мы с Ником (постоянным сценографом Доннеллана Ником Ормеродом. — Прим. ред.) ставили спектакли на французском, русском, финском и итальянском языках. Мне кажется, один артист гораздо больше отличается от другого, чем один язык от другого. Слова — всего лишь начало пути. Любая работа рождается в репетиционном зале с артистами. И наша задача — попытаться дать им возможность открыть переживания и опыт, лежащие в сердце пьесы, вдохнуть в нее жизнь. Театр, как и любое искусство, начинается тогда, когда слова бессильны. Если ты смог выразить что-то одними словами, можешь быть уверен — это «что-то» мертвое. Язык ограничен. Особенно хорошо это заметно на похоронах. Рукопожатие гораздо быстрее ведет к сближению, чем тысяча слов.

Например, когда я работал в Большом театре, люди спрашивали меня, скучаю ли я по словам. Я отвечал, что не только не тоскую, но и счастлив возможности отдохнуть от них.

— Что Вы больше всего цените в российских актерах?

— Их способность видеть мир. Они всматриваются в него, а он — в них. Люди всегда находятся в конфликте. Но это и есть жизнь. Когда нет напряжения, наступает смерть.

— Существует ли «система Доннеллана»? В чем ее суть?

— От одной мысли об этом мне становится плохо. Я не диктую, каким должен быть театр. Лишь говорю о своем личном опыте и о том, какой театр нравится мне. Его связующая роль сегодня особенно актуальна. Оглянитесь, и вы увидите, насколько все вокруг разобщены. Интернет дает нам ощущение близости, хотя на самом деле позволяет нам все больше отдаляться друг от друга.

Я написал книгу «Актер и мишень» (вначале она вышла на русском, а потом была издана на 15 других языках. — Прим. ред.). Она не про то, как нужно играть. Скорее, она посвящена препятствиям, стоящим на пути артиста. Сложно говорить о том, как надо играть. Потому что такие разговоры приводят к обобщениям, а любое обобщение съедает уникальность. Хорошая актерская работа всегда конкретна и не поддается анализу.

— В отношениях с артистами Вы — мэтр, духовный наставник или, скорее, друг, старший брат?

— Мне важно, чтобы в репетиционном зале была настоящая жизнь. То есть, репетируя пьесу, мы не вгоняем себя в рамки придуманной заранее интерпретации. Тогда смыслы рождаются сами собой, а связи выстраиваются. Как режиссер, я слежу за этим, стараюсь, чтобы не нарушался контакт как между самими артистами, так и между актерами и зрителем. Сохранять эту связь сложно, это требует внимания и терпения.

— Когда зрителю очень понравился спектакль, он выходит из театра счастливым?

— Необязательно. Лично меня настоящее искусство трогает. Оно оказывает живительный эффект на мое корпулентное тело. Что-то внутри меня меняется. Я вижу что-то под другим углом. Больше не чувствую себя таким умным.

— В Большом театре Вы поставили два шекспировских балета — «Ромео и Джульетту» и «Гамлета». У Вас есть новые проекты, посвященные Терпсихоре?

— Меня завораживает танец, он проникает очень глубоко. Свою первую награду в восьмилетнем возрасте я получил за ирландские танцы на ярмарке в Роскоммоне. Я выступал не очень, и кто-то сказал, что мой папа дал взятку, чтобы меня отметили. Мне всегда казалось, что вначале все-таки было не слово. Сначала появилось дыхание, потом движение, потом песня, а маленькие слова начали неуклюже появляться лишь спустя какое-то время.

— Вам было бы интересно снять фильм с русскими актерами?

— Даже не знаю, что бы еще смогло доставить мне такое удовольствие. Серьезно. Любой жанр. Триллер. Романтическая комедия.

— «Если бы я не стал режиссером, — сказали Вы однажды, — то хотел бы быть профессиональным регбистом». Вы это серьезно?

— Этими словами я желал почтить память отца. Но на самом деле, не могу себе представить, что занимался бы чем-то другим.

— Ваши спектакли отмечены премиями «Золотая маска», «Хрустальная Турандот» и Лоуренса Оливье, французским Орденом искусств и литературы. Наконец, в ноябре минувшего года Вам вручили премию Станиславского за выдающийся вклад в развитие мирового театра. С какими чувствами Вы отнеслись к новой награде?

— Я необыкновенно благодарен. Считаю это большой честью.

— В России 2019-й объявлен Годом театра. Какие Ваши пожелания нашему театральному сообществу и зрителям?

— Театр сейчас важен как никогда, потому что способствует единению. Он не виртуален. Он про людей, таких, как я и вы, со всеми нашими мечтами, страхами и потребностью друг в друге. Мы собираемся вместе в одном пространстве и исследуем загадку, нечто важное, что не дано до конца познать. Миф никогда не будет развенчан, а иначе он перестанет быть мифом. Ирония заключается в том, что театр, искусство иллюзии, существует, чтобы помочь нам отделить настоящее от подделки. В 2001 году моя труппа Cheek by Jowl приезжала в Нью-Йорк. Мы побывали в башнях-близнецах, которые через некоторое время были уничтожены. Тогда на последнем этаже размещалась экспозиция, где была показана очень большая модель очертаний Нью-Йорка на фоне неба. Но больше всего меня поразило то, что посетители смотрели на картонную модель, в то время как за окнами были реальные захватывающие виды Манхэттена. Меня беспокоит, что мы живем в мире, где люди все больше предпочитают реальности подделку. Почему она так желанна? Кажется, что ее можно контролировать. В театре же мы смотрим друг на друга, а не на виртуальные концепции. Поэтому сердце театра также является сердцем христианства. Дорога к Благодати кроется в живом, в умении находиться рядом, чувствовать дыхание и биение сердец друг друга. Необходимо дать любви заполнить пространство.

Юрий Коваленко

Источники:

1. portal-kultura.ru