20 ноября. Ульянов Михаил Александрович, советский актер - 60 лет со дня рождения (1927)
Свои "театральные университеты" Ульянов проходил в послевоенном Омске, в студии при местном театре, потом переехал в Москву и в 1950 г. закончил Театральное училище им. Б. В. Щукина. С тех пор все сценическое творчество Героя Социалистического Труда, народного артиста СССР, лауреата Ленинской премии М. Ульянова неразрывно связано с Академическим театром им. Евг. Вахтангова.
В создании сценического образа он следует законам вахтанговской школы, идя от внешнего перевоплощения к внутреннему. Он виртуозно владеет яркой театральной формой, умеет поразить неожиданной краской в характере своего персонажа, не боится ни смелых гипербол, ни гротеска. Вместе с тем это подлинный актер-гражданин, и созданные им образы - будь то наши современники, исторические личности или персонажи классической драматургии всегда герои социальные. В работу над ними Ульянов вкладывает весь жар своего сердца, болеющего за судьбы родины и людей, ее населяющих. Таковы его Белоус и Сергей Серегин ("Город на заре" и "Иркутская история" Арбузова), Рогожин и Степан Разин ("Идиот" по Достоевскому, спектакль по одноименной повести Шукшина), Горлов ("Фронт" Корнейчука) и Серебренников ("Равняется четырем Фракциям" Мишарина), шекспировский Ричард 111 и брукнеравский Наполеон I, сыгранный актером в Театре на Малой Бронной, наконец, Едигей, пришедший на вахтанговскую сцену со страниц романа Айтматова "И дольше века длится день".
Сцена из спектакля 'Человек с ружьем'. М. Ульянов в роли В. И. Ленина, А. Кацинский - Комиссар по топливу
В 1970 г., в дни празднования 100-летия со дня рождения В. И. Ленина, артист воплотил образ вождя на сцене своего театра в спектакле "Человек с ружьем" Погодина.
М. А. Ульянов в роли Ричарда III ("Ричард III" У. Шекспира)
...В этот вечер он победил! Зал ахнул и зажегся от первой его реплики. Сильно хромая, он выбежал к рампе, кособокий упырь с вытаращенными глазами. Меч его безобразно бился на боку. Показалось даже, что он щербат. Он открыл рот, и раздался голос, который так ему подходил,- певучий, тошнотворный фальцетик. Энергично перебирая сопливыми губами, он сообщил залу, что война окончилась и его партия Йорков взяла верх. И еще что король Эдуард болен.
- И вот теперь,- продолжал облаченный в черное светло-русый горбун,- надо взять верх в собственном стане.
Он насмешливо смотрит в зал, будто говорит: "Я покажу вам, как это делается".
Он предлагает откровенный спектакль, уславливается: то, что произойдет, не жизнь. Больше, чем жизнь,- театр.
И начинает дьявольскую игру, раскрывает механику своего восхождения к власти. Перед нами не история душевного распада, а, говоря языком Щедрина, превращение души.
Движение роли составляют сменяющие друг друга неподвижные точки, как бы остановленные мгновения. Это напоминает фонарь-мигалку, при помощи которого в театре достигается световой эффект.
В промежутках между эпизодами он выбегает к зрителям, чтобы спросить: "Ну, не молодец ли я? А?" Глаза его сияют, он в объятиях вдохновения, упоен тем, что владеет секретом власти - неограниченным лицедейством. Его не заботит, что у нас могут быть моральные оценки того, что он делает. Для него существует качество работы, мастерство, наконец,- искусство преступления! Захлебываясь от восхищения собой, он рассказывает, как он это проделал или проделает. А потом бежит, чтобы включиться в очередную сцену. "Вот так я обману и уберу союзника, возможного соперника!" И убирает. И оборачивается к нам: "А, каково? Хорошая работка!.."
М. Ульянов - Антоний. 'Антоний и Клеопатра'
Зал околдован его игрой, при всей ее сложности такой понятной. Зал любуется логичностью, с какой движется роль, благодарит за урок тирановедения. За ясность мысли артиста, за отдачу себя театру до конца.
Из ст.: Свободин А. Михаил Ульянов. Впечатление 1982.- Театр, 1983, № 4.
М. А. Ульянов о работе над ролью Едигея ("И дольше века длится день" по Ч. Айтматову)
...После многих вариантов и проб остановились на старом, как мир, но, как нам казалось, самом верном решении - ввести в ткань инсценировки рассказ Едигея о своей жизни. Рассказ-исповедь, рассказ-раздумье, рассказ-поиск. Нам казалось, что если удастся найти доверительную, человеческую, душевную ноту этого рассказа, то зритель будет заинтересованным свидетелем радостей, мук и тупиков жизни Едигея. И это должно стать двигателем спектакля. Соучастие в этой исповеди. Как бы хотелось, чтобы, слыша и видя раздумья и жизнь Едигея, зритель оглядывался на себя, на свои раздумья и сложности. Может возникнуть мысль: а не эксплуатирует ли Ульянов вместе с режиссером уже ранее найденную в "Ричарде III" форму? Ведь и там тоже выход на публику, ведь и там тоже вроде исповедь?
Ну, во-первых, этот прием был, вероятно, еще во времена Эсхила. Но главное заключается в том, что есть темы, которые, почему-то кажется мне, почти невозможно не вынести на непосредственный суд зрителей. Чтобы вот здесь, вот сейчас, вместе со зрителем разобраться, оценить, найти позицию, принять всем сердцем или отвергнуть всей ненавистью то, что сейчас важно, крайне важно и для театра, вынесшего на суд и обсуждение эту тему, и для зрителя.
Стало не хватать сиюминутного ответа зрителя. Какая-то внутренняя необходимость тянет к нему. Едигей с его муками, сомнениями, борьбой с самим собой, в борьбе с несправедливостью должен где-то искать опору, друга, веру. В романе есть немало превосходных страниц, наполненных внутренними монологами Едигея. И мы рискнули многое из этих размышлений вынести в прямую речь героя...
Искусство - нервная система общества. И если в обществе есть что-то неладное, искусство реагирует на это своей болью. Боль - это сигнал бедствия и действия... Потому-то, может быть, и пронзают мое актерское сердце тревожные и серьезные глаза на спектакле "И дольше века длится день".
Из ст.: Ульянов М. Победить, пока не закрылся занавес.- Coв. культура, 1985, 31 янв. Лит.: Полева И. Ульянов.- В кн.: Труд актера. Вып. 11. М., 1963; Краснецкая М. Михаил Ульянов.- В кн.: Актеры советского кино. Выл. 2. М., 1966; Ульянов M. Моя профессия. М., 1975.