Трудные годы

Еще до отъезда в Свердловск Попов был приглашен Вл. И. Немировичем-Данченко к нему домой. Состоялся серьезный разговор. Речь шла о возможностях режиссерской работы Попова во МХАТ, сначала о разовых постановках. Владимир Иванович предложил два названия: "Егор Булычов и другие" и пьесу об Иване Грозном, которую пишет А. Н. Толстой. В главных ролях Немирович видел Н. П. Хмелева.

Своему собеседнику эти планы Владимир Иванович передал несколько метафорически. "Я хочу, чтобы "чайка" вновь посетила наш долг... Я думаю, что вас, в прошлом воспитанника Художественного театра, должны интересовать и увлекать такие задачи"^*.

^* (Творческое наследие, [1], с. 251.)

Вскоре Немирович-Данченко оказался в эвакуации на Кавказе. МХАТ работал в Саратове. Там находилась с театром и М. О. Кнебель, которая вела с Поповым постоянную переписку. Из Свердловска Алексей Дмитриевич приезжал в Саратов - связь с городом его детства не обрывалась. Давно уже не было в живых матери. Прасковья Ивановна умерла в 1933 году, была похоронена рядом с сыном Сашей. Но сестра Клавдия, ее семья, дети, внук - родня, которой Попов по-прежнему постоянно помогал, ждала его приездов как праздника.

В Саратове мхатовцы возобновили разговор о пьесе, посвященной Ивану Грозному. Немирович-Данченко решил ставить ее сам в силу особой ответственности, считал, что "исполнение Грозного Хмелевым может стать историческим"^*. Режиссером была назначена Кнебель. 23 апреля 1943 года Вл. И. Немирович-Данченко скончался. Постановка перешла к Попову. Художник - П. В. Вильямс.

^* (Немирович-Данченко Вл. И. Избранные письма, т. 2, с. 538.)

Смерть учителя, возвращение в Художественный театр по прошествии тридцати лет, перспектива работы с Хмелевым, встреча с драматургией А. Н. Толстого, которого он высоко ценил, - стечение всех этих обстоятельств волновало Попова, казалось ему необычайно значительным. И все вокруг испытывали чувство гордости, удовлетворения, можно сказать даже, сознание огромности своей миссии. 29 декабря 1943 года А. Н. Толстой читает завершенную им пьесу труппе МХАТ. Пьеса называется "Трудные годы". "Шекспирова кисть в обрисовке характеров. Страстная и умная пьеса. Слово - кованая медная вязь", - записывает постановщик.

"Помню нашу первую встречу, - рассказывает М. О. Кнебель, - Попов, Хмелев, Вильямс и я. ...Алексей Дмитриевич говорил, что Толстой сделал талантливую попытку переосмыслить один из исторических этапов прошлого России, и мы должны подойти к этому во всеоружии современного художественного мышления... О том же говорили Хмелев и Вильямс... Мы встретились вечером, а расстались под утро"^*.

^* (Режиссер, учитель, друг, с. 52-53.)

О другой ночи горячих дискуссий (на семинаре В. С. Кеменова по марксизму) М. О. Кнебель рассказывала в сходных выражениях, цитированных выше. Два ее рассказа в очерке "Мой большой друг", посвященном Попову, разделяют всего лишь несколько страниц.

В январе 1944 года, вернувшись из Свердловска в Москву, Попов начал репетиции. М. О. Кнебель потом немало сделала, чтобы донести до любителей театра и специалистов процесс репетиций, удачи и трудности, стоявшие перед постановщиком. Описания Кнебель красочны: речь идет о великолепной творческой форме Попова-режиссера, выдержке, мужестве, терпении, "умении побеждать". Сам Попов называл этот период своей жизни "вдохновенным и захватывающим", а работу над Грозным - "подвигом, тяжким и сладостным".

Злой рок тяготел над спектаклем. Одна за другой - смерти: Вл. И. Немирович-Данченко, стоявший у истока, А. Н. Толстой, ушедший в феврале 1945 года. На генеральной репетиции спектакля "Трудные годы" 1 ноября того же 1945-го в гриме и костюме умер Н. И. Хмелев. Вскоре скончался П. В. Вильямс.

"Если бы я был суеверен, - написал Попов в "Воспоминаниях", - то мог бы подумать, что Ивану Грозному не угодна сценическая реализация его жестокого и могучего образа".

Попов до конца своих дней повторял, что в Хмелеве реализовалась для него мечта об идеальном актере, а в совместной с ним работе над "Трудными годами" - идеал творческого содружества. Образ Ивана Грозного, который, по мнению немногих очевидцев репетиций, явился вершиной искусства Хмелева, зрителям увидеть не было дано.

После страшного удара следовало собрать все душевные силы, чтобы, как писал Попов, "возобновить битву за Грозного". Ввели нового исполнителя на центральную роль - М. П. Болдумана, сыграли премьеру. Но спасти спектакль не удалось. Публика посещала его неохотно, и МХАТ поспешил "Трудные годы" с репертуара снять.

Работа над пьесой заняла у Алексея Дмитриевича Попова в общей сложности два с половиной года. Одновременно он выпустил в ЦТКА два спектакля, особенно интересные в контексте с мхатовской постановкой.

История спектакля "Сталинградцы" и встреча режиссера с Ю. Чепуриным, дебютантом в драматургии, участником Сталинградской битвы, напоминает давнишние "Виринею" и "Поэму о топоре", когда авторы, "незнакомцы" и "пришельцы", появлялись в театре с "материалом" и попадали в руки Попову. Пухлая рукопись была и у Чепурина, военного корреспондента.

В страстной жажде подлинности, репортажа, этой постоянной своей привязанности, Попов пошел, возможно, слишком далеко. Убирая из пьесы искусственные повороты и сюжетные узлы (например, историю предателя), режиссер от редакции к редакции устранял и сам сюжет, заменяя его иной динамикой. Композиция, по словам Попова, шла от больших движений народных масс, от народа гражданского - к народу солдатскому, в военной форме. Сюжет - превращение мирного города в неприступную крепость- твердыню. Герой - народ, в буквальном смысле, без всякой метафоры.

В отличие от спектакля "Трудные годы", где доминировала монодрама, в сущности, монолог одного актера в бармах и со скипетром на фоне сменяющихся исторических декораций, "Сталинградцы" являли собой пример совсем иной сценической живописи. Попов возвращался к Сурикову, к его народным полотнам, где главное событие втягивает в себя десятки участников, каждый из которых имеет самодовлеющую ценность и одновременно включен в единое художественное целое.

Вступление к "Сталинградцам": панорама волжского берега, река в предвечернем тумане, домик бакенщика в ветлах, сети, котелок на треноге. Тишину взрывают "мессершмитты", и сцена заполняется толпой, мечущейся, отчаянно ищущей спасения. Жестокая живопись войны - кровь, вопли, взрывы, паника. Над умирающей девочкой замерли скорбные фигуры двух женщин. Слепой старик несет грудного ребенка, бегут женщины с самоварами, ведрами - нелепыми, захваченными из дому случайными вещами. Темнеет, всходит луна. Кончился налет. Темный силуэт еще одной матери у Волги. Она зовет, кличет сына, которого, наверное, нет в живых.

Сердце спектакля - сцена обороны сталинградского дома. Прообразом явился знаменитый Дом Павлова. В наши дни он давно уже восстановлен - белый, аккуратный, смотрит окнами на Волгу, - в нем мирно живут люди. Сцена обороны дома в "Сталинградцах" - образ героической стойкости, сопротивления, побеждающего хаос и смерть, - явилась в 1944 году первым, пусть и временным, как временно все на театре, памятником защитникам Сталинграда.

Это был благородный спектакль, сердечный, искренний, выполненный с тщанием и вкусом. Такое сочетание, как "Давным-давно", "Сталинградцы", "Трудные годы", в биографии одного художника и на отрезке трех лет остается психологическим феноменом. И не только Попова - многих, кто пережил трудные годы.

Но и в "Сталинградцах" обнаружились некоторые противоречия. Для фронтового репортажа спектакль был слишком громоздким, для обобщающего художественного произведения - эскизным и фрагментарным. Ощущалось отсутствие драматургии. Это был спектакль прежде всего изобразительный, общие планы явно преобладали над крупным планом, панорама - над отдельной фигурой.

Один шаг, незаметный сдвиг - и человек потеряется в толпе на гигантской сцене. Снизится накал страстей - и воцарится скука. Беда уже не за горами.

"Полководец" К. А. Тренева - официальная, юбилейная пьеса. Попов ставит ее к 200-летию со дня рождения М. И. Кутузова в 1944 году. В спектакле все торжественно, величественно, добротно и - скучно. Скучным, вялым было и исполнение центральной роли А. Хохловым, тем самым артистом, который создавал в одной-единственной сцене из спектакля "Давным-давно" образ обаятельный, искрометно-живой.

Масштаб исторических битв, охват военных операций в целом - вот чего ждут от ЦТКА. Попов принимает к постановке пьесу А. Первенцева "Южный узел", где показано рождение плана "третьего удара" и его осуществление. В пьесе действуют реальные полководцы, начальники штабов, командующие армиями, дивизиями, фронтами.

Режиссура вводит в спектакль пролог - массовую сцену у колоннады Графской пристани в Севастополе. Это последние часы 250-дневной битвы за Крым, отступление советских войск и приход гитлеровцев - зловещий образ нашествия. Пролог к "Южному узлу" является одной из самых ярких батальных композиций Попова. Но лишь этот пролог и несколько окопных солдатских сцен напоминали о "Сталинградцах". За прологом следовали четыре "кабинетных" акта: совещания, ставки, доклады, растянутые и сухие. Цикл был завершен.