В 1908 году Станиславский, словно разочаровавшись в современной драматургии, попробовал сам написать пьесу под названием "Комета", "фантазию в 4-х действиях". В архиве Константина Сергеевича сохранились фрагменты из либретто пьесы - второе действие в нескольких вариантах. Насколько можно судить по этим черновым наброскам, пьеса должна была быть написана в символистской манере. Космические, вселенские, общечеловеческие идеи, тема смерти как возмездия за греховную несправедливость земной жизни, условные образы героев, олицетворяющие одну страсть, возвышенная лексика - все говорит о том, что мотивы Метерлинка, Гамсуна, Л. Андреева все еще настойчиво преследуют художника. Есть несомненная перекличка драматургической пробы Станиславского и с таким классическим произведением русского символизма, как "Земля" В. Брюсова. Близкие мотивы возникали в эту пору и в новой музыке: они зазвучали в космической теме мирового хаоса скрябинского "Прометея" и в символическом реквиеме - "Острова мертвых" Рахманинова.
Последний день мира вновь рисуется воображению Станиславского. Как в финальных сценах "Слепых", третьего акта "Драмы жизни", "Жизни Человека" и "Земли", здесь открывается фантастическая картина гибели людей: "Комета падает на землю и разрушает все, убивает людей, кроме двух: Человека (рудокопа) и Старухи. Действие происходит на перекрестке улиц, среди развалин, пожарища и валяющихся трупов. В глубине - контора акционерного] общества рудников. Из полуотворенной] двери торчат ноги распростертого в дверях трупа. Посреди улицы лежит постовой городовой. Окна разбиты. Извозч[ичья] пролетка - кучер упал с козел и лежит на тротуаре. Седок навзничь лежит в пролетке. Полная тишина. Ветер подымает кое-какие бумажки - деньги и иногда полы мундира городового*".
*(Здесь и далее цит. либретто К. С. Станиславского пьесы "Комета", 1908 г. Музей МХАТ, архив К. С.)
Мертвая тишина последнего дня мира (много позже она зазвучит страшной трагедией "атомного" века на его "последнем берегу") царит и в финале "Земли" - "сцен будущих времен" Брюсова. В тишине над "кладбищем неподвижных, скорченных тел... из разверзшегося купола сияет... небосвод и ослепительное солнце". Так "искуплен грех разъединения*". Разбит купол с искусственным воздухом, отделявший землю от неба, от Вселенной. Но оказывается, что за этим куполом нет воздуха. Люди могут искупить грех, соединиться с небом лишь ценою смерти.
Тему искупления, возмездия - одну из тем русской литературы конца XIX - начала XX века, тревожившую душу и Толстого, и Достоевского, и Блока, - Станиславский пробует осмыслить по-своему. Если у Брюсова, Метерлинка, Гамсуна и Л. Андреева картина смерти завершает пьесу, то Станиславский с нее начинает. В первом акте, как можно предположить, должен был развернуться тот постыдный "балаган жизни", та греховная кабацкая оргия, где "пьяные рабы, на посмешище богу, орали кантату во славу своих угнетателей". Именно тогда приходит возмездие: "бог всемогущ. Бог справедлив и мстителен. Земля затряслась, желая вас (угнетателей. - М. С.) сбросить. Планеты спустились на землю. Они сожгли и стерли старую жизнь..." С этого момента открывается второй акт. Со старой жизнью покончено. Единственный из оставшихся в живых - Человек произносит проклятие миру несправедливости и угнетения. И хотя говорит он вполне в духе андреевского Человека, риторично и высокопарно, в его словах звучит призыв к свободе и антибуржуазный гнев*.
*(На эту особенность пьесы Станиславского указывает первый ее исследователь Ю. С. Калашников в книге "Эстетический идеал Станиславского" (М., "Наука", 1965, стр. 165).)
"Живые, откликнитесь! Я один уцелел на этом свете, чтобы прокричать вам проклятие. Я плюю в ваши сердца желчью, которая веками накопилась в нас от голода, труда й горя (пытается оживить труп). Подожди умирать, ...я прочту тебе отходную... Еще вчера мы жили вместе. Мы жили, терпели и верили. Вы были господами, а мы рабами. Вы говорили нам о братстве, религии, культуре, равноправии... Вы взяли себе блага жизни, а все ее муки вы бросили нам... Вы отняли у нас земли, вырубили леса, отравили реки, заразили воздух городами и фабриками и вогнали в чахотку наших жен и детей... И все-таки мы жили, терпели и надеялись. Когда первые лучи солнца появлялись за морями-вы опускали нас в темные шахты. Когда сумерки стелились по земле, - мы выползали из тьмы подземелья в ночную тьму... И все-таки... Мы верили в то, что страдание и горе закаляют дух человека. Мы верили в справедливость!! в возмездие на земле..."
'Комета', страница из рукописи К. С. Станиславского (1908 г.)
Теперь, когда возмездие свершилось и Человек остался один, он ищет хоть одну живую душу, чтобы понять, как жить дальше, с чего начать новую жизнь. Но вокруг одни трупы. А на его крик откликается лишь эхо, точно голос с неба. Вот как строит Станиславский этот своеобразный полуреальный, полуфантастический диалог:
"Человек (кричит). Откликнитесь, наконец!
Эхо. Конец...конец...нец...
Человек. Кто ты?
Эхо (точно дразнит). Ы..ы..ы..ы
Человек. Ты эхо или голос с неба?
Эхо. Небо...небо...бо.
Человек. Старый свет погиб?
Эхо. ...Гиб.
Человек. Навсегда?
Эхо (ясно). Да...
Человек. Ты всех погубил?
Эхо (торжеств.). Убил...
Человек. Ты создашь новый свет?
Эхо. Нет...нет...нет.
Человек (поражен). А я? Умру?
Эхо. У..у..у...
(Шуршит газета - ее гонит ветер. Человек поднимает ее и читает старые объявления)".
Легко заметить, что Станиславский прибегает тут к излюбленному своему приему смыкания фантастики с реальностью, символики с натурой. В фантасмагорическую картину вкраплены документальные пятна, житейские детали (контора, пролетка, деньги, газеты). Условный, избранный Человек назван рудокопом и оперирует социальными мотивами (что ни андреевскому Человеку, ни тем более брюсовским героям не полагалось), а "голос с неба" звучит одновременно и простым эхом. Именно одновременно. В этом сочетании документа с метафорой, очевидно, и кроется своеобразие творческой манеры художника (в чем-то предвосхитившее позднейшие эстетические искания мирового театра). Возвышенное, как бы высоко оно ни забиралось, не может быть оторвано от земного. Более того, чем выше полет фантазии, тем естественнее, проще точки соприкосновения с жизнью. Чем воздушнее символ, тем низменнее натуральная его опора. В этом "заземлении" сказывалась органическая потребность снять то "проклятье отвлеченности", которое терзало не одного только Блока, которое отвращало самого Станиславского от пьесы Л. Андреева, хотя он и совершал в ней столь далеко идущие открытия.
"Комета" тем и интересна (при всей ее литературной беспомощности и подражательности), что она как бы приоткрывает окошко в творческую лабораторию художника. И не только этим. Помимо эстетической позиции пьеса обнаруживает и направление духовных исканий режиссера. Беря тему ужаса, гибели, конца мира не как эпилог, а как пролог, Станиславский стремится заглянуть в тайну будущего, в "основу новой жизни". Тут на страницах его рукописи появляется второй персонаж - Старуха, чудом уцелевшая старая греховодница, которая "вчера...бражничала и развратничала со всеми, пела кантату" во славу сильных мира сего, а сегодня, проспав светопреставление, тащит узлы с награбленным добром и "думает, что кругом валяются пьяные".
Человек возмущен. Он готов убить Старуху, подозревая тут происки сатаны: тот, очевидно, хотел, чтобы они "породнились и расплодили детей горя и разврата", надеялся, что они "создадут ад", "новое царство ужаса, порока и безумия". "Нет, я убью тебя!" - кричит Человек, но его останавливает Эхо - голос с неба:
Тогда они объединяются, чтобы "составить план спасения". В этот момент "башенные часы бьют, точно голос с неба". В душах людей происходит "переоценка ценностей: деньги, брильянты, оружие - не нужны". (Человек произносит по этому поводу монолог, обращаясь к трупу - служащему банка, который всегда его штрафовал.) Деньги выбрасывают - они теперь не имеют цены! Нужен только хлеб. "Жить хочется. Идеал - жить в природе, в лесу, рядом с богом. Надо не рассуждать, а отдаться в его руки. В них загорается мистицизм, желание "очиститься"". "Ищут хлеб". В этот момент "из окна крик - это молодая женщина". Она жива... Нежно заботятся о молодой девушке... Старуха везет пролетку с хлебом. У женщины - кровь горлом. Чел[овеческая] кровь дороже всего". Надо спасать ее, "надо искать еще людей. Он ищет человека - это дороже всего. Закат. Удаляющейся] хвост кометы. Туман. Отдален[ный] крик рудокопа: Живые, откликнитесь!"
Так заканчиваются наброски пьесы Станиславского. Здесь в достаточно наивной, конспективной форме проступили те поиски идеала, преодоления ужаса действительности, выхода из кризиса, которые пережил художник в эти тяжкие для него годы послереволюционной реакции. Представление об идеале заметно облачается теперь уже не в чеховские, а в толстовские одежды. Единственная мудрость жизни видится в попытке нравственного очищения человека. Уход от "грубого и грязного" мира в мир чистой, первозданной природы только и может спасти человека, вернуть ему потерянную гармонию. Тяга от испорченной цивилизации - к юности человечества, к примитиву "варварства"; от вымученной символики отчаяния - к непосредственности, безыскусственности, наивности детского восприятия мира, к "простоте богатой фантазии". Бегство из трагического "балагана жизни" в фантастический, сказочный "балаганчик" - вот к чему устремляется теперь душа Станиславского.