30 марта. Гладков Александр Константинович, советский писатель, драматург - 75 лет со дня рождения (1912-1976)
Гладков хорошо знал театр. Печататься он начал как театральный рецензент и репортер. В 30-е гг. он был заведующим литературной частью Театра им. Вс. Мейерхольда, вместе с Н. Хмелевым задумал создать театральную студию. Поэтому вполне естествен был его дебют в качестве драматурга. В 1940 г. он создает комедию в стихах "Давным-давно". В ее основу положена судьба знаменитой героини Отечественной войны 1812 года кавалерист-девицы Н. Дуровой. Впервые поставленная в блокадном Ленинграде, комедия с триумфом обошла сцены страны и жива до сих пор. Лучшая ее интерпретация - спектакль ЦТСА, созданный А. Поповым. Гладков является также автором пьес: "До новых встреч", "Ночное небо", "Последние приключения Байрона", "Молодость театра". По его сценариям сняты фильмы: "Гусарская баллада", "Зеленая карета", "Невероятный Иегудиил Хламида".
Гладков оставил после себя статьи о театре, воспоминания об А. Коонен, А. Попове, Ю. Олеше, Вс. Мейерхольде. "Все написанное им читается с увлечением, как летопись времени, и вас ни на минуту не покидает ощущение, что перед вами труд удивительного, легкого, изящного, умного и бесконечно талантливого писателя" (И. Ильинский).
А. Гладков о работе над комедией "Давным-давно"
...В процессе работы у меня был свой "рабочий эпиграф". Он красовался на титульном листе пьесы, но, когда она пошла в отдел распространения и в печать, я снял его. Этот эпиграф - две строчки из стихов Дениса Давыдова: "Роскошествуй, веселая толпа, в живом и братском своеволье!" - как мне казалось, удивительно точно выражал дух "Давным-давно", ее живопись, гармонию, но началась война и переакцентировала направленность пьесы. И тем не менее я всегда говорил актерам об этих строках. Вообще, Денис Давыдов был, пожалуй, самым активным из всех добрых гениев моей работы. Я знал его почти назубок и попутно даже выдумал пьесу о нем самом. Не стал писать ее, потому что испугался повториться, если не в сюжете, то в красках и ритмах, и хорошо сделал, хотя сюжет был придуман довольно лихо. Весь Ржевский вышел из стихотворения "Решительный вечер" (Дениса Давыдова. - Ред.). Невозможно перечислить, сколько словечек, бытовых подробностей, оборотов фраз я заимствовал из давыдовских стихов и прозы. А у него отличная проза, и его автобиография - настоящий шедевр. Я пропитался им насквозь и мог без конца импровизировать в его манере.
...Писалась пьеса в разные дни по-разному, но в целом легко, а иногда - и довольно часто - сказочно легко. Были рабочие ночи, когда я писал с ощущением, что кто-то за моей спиной диктует мне стихи. Я совсем не размышлял, какими должны быть моя Шура и мой Ржевский. Я набрасывал сцену по приблизительной фабульной схеме, и все характерные черты и подробности являлись сами собой, как по волшебству. Это было, конечно, не чудо, а результат долгой бессознательной подготовки. Я был полон пьесой, и мне оставалось только ее написать...
Сначала я писал по двадцать-тридцать строчек в день, потом стал писать по сто строк, а в конце работы писал уже по сто пятьдесят, а иногда и двести строк - так постепенно "разогрелся мотор". Правда, я после дня писания делал перерыв для переписывания написанного и отделки. Сначала я написал первый акт. Работа над ним длилась сорок дней. Потом я взялся за четвертый акт. Я сделал это, чтобы обмануть себя и, увидев конец вещи, подбодрить. В это время, то есть примерно в середине работы, я придумал ввести Кутузова и стал писать третий акт. Всю сцену Кутузова я написал в одну ночь. Наутро свалился в изнеможении и заснул, а проснувшись, боялся прочесть: а вдруг это бред? Последним я написал второй акт: он занял всего неделю работы, и я считаю его самым лучшим.
Из песен труднее всего мне дался "Романс Жермон". Я написал несколько вариантов, и все мне не нравились. Как-то открыл том стихов П. Вяземского и, взяв метрическую схему одного стихотворения (редкую), написал по ней - и оказалось как раз. Много было вариантов и основной гусарской песни "Давным-давно", пока не явилось это словосочетание, и счастливо дало мне рефрен, и озарило своим настроением всю пьесу. Я написал полсотни куплетов с этим рефреном, прежде чем отобрал лучшие. Песни "Колыбельная Светланы", "Прелестница младая" и "Жил-был Анри Четвертый" написал почти сразу набело. В пьесе были и другие песни, например "Романс Ржевского", еще одна песня Жермон, но я от них отказался. Было несколько (около десятка) проектов названия, но иные казались манерной стилизацией, иные как-то неточно выражали характер пьесы. Уже написав куплеты песни "Давным-давно", я понял, что лучше названия не придумаю.
Из кн.: Гладков А. Театр. Воспоминания и размышления. М., 1980.
Режиссер А. Д. Попов о постановке "Давным-давно" в ЦТСА
...Когда я впервые послушал "Давным-давно", то никак не мог отрешиться от звучания ритма мазурки, которая сопровождала все мои видения отдельных моментов будущего спектакля. Сначала я думал, что этому причиной бал, который происходит у Азаровых, а может быть, гусарские костюмы, доломаны и прочее, но потом я понял, что дело не в маскараде и не в костюмах, а в характере внутреннего ритма любой сцены и всей пьесы.
Я попробовал репетировать некоторые сцены под тихий аккомпанемент мазурки и увидел, что актеры начинают озорно и весело разговаривать и легче движутся. Некоторые мизансцены родились из танцевальных фигур мазурки. Это внесло в спектакль элементы торжественности, грациозности, порыва и четкости, то есть всего того, что присуще танцевальной природе мазурки.
В то же время я хорошо знал, что загублю работу, если скажу с самого начала актерам: "Давайте протанцуем этот спектакль так же легко и темпераментно, как танцуют мазурку". Игра актеров, декорации художника, мизансцены, темпоритм спектакля - все это находилось в очень сложной, но прочной связи с музыкальной тональностью, в которой написана пьеса, с ее языковой структурой и, наконец, с природой темперамента автора. Если в спектакле не будет схвачена актерами и режиссером творческая индивидуальность драматурга, то не возникнет и естественной для данной пьесы сценической формы. Мы с художником И. С. Федотовым добились того, чтобы и декорации были "грациозны"; так как жесткого павильона мы решили не делать, то сценическое пространство обрамлялось системой занавесей, и эти занавеси опускались и поднимались, подчиняясь музыкальному ритму спектакля.
...После читки пьесы Л. И. Добржанская сделала заявку на роль Шуры Азаровой. Я знал, что актриса талантлива, артистична и музыкальна, но... вдвое старше Шуры. Я колебался, актриса просила оказать ей доверие и снять ее с роли, как только я увижу, что возраст действительно помеха. Через две недели я и помогавший мне в постановке Д. В. Тункель были побеждены обаянием, грациозностью и внутренней озаренностью, какие пришли к исполнительнице от влюбленности в роль и в пьесу. Режиссерская "непогрешимость" в данном случае была посрамлена, и Л. И. Добржанская в течение ряда лет радовала зрителей в этой роли.
Из кн.: Попов А. Воспоминания и размышления о театре. М., 1963. Лит.: Гладков А. Давным-давно. Пьесы. М., 1978; он же. Годы учения Всеволода Мейерхольда. Саратов, 1979.