Десятые годы. Чайка над театральным подъездом

Раннее утро. Гасят свечу... Сквозь ставни в щели бьет солнце. Где-то далеко голоса приехавших. Приближаются... В открытые окна ворвались цветущие вишни. Хлынула в комнату весна.

Обнимались, суетились, плакали от радостной встречи. Долго, долго не могли успокоиться, вскакивали, вглядывались в сад за окнами, подходили к вещам, трогали их руками и смеялись, смахивая слезу...

В самом деле - да где же тут актеры?

Если мимо пройдет такая женщина, как Раневская, так одетая, с такой манерой держать руки, будет долго слышаться запах дорогих духов...

Гаев должен обязательно разговаривать сам с собой. Усилие мысли на лице глупого Епиходова - сколько таких в Аткарске, в Сердобске! А пальто у него удивительно правдоподобно узкое... Наверное, вблизи слышно: у Фирса скрипят все суставы, сипящие и кашляющие, как старые часы... А Яшка? Как он груб! И почему деликатные люди терпят около себя хама? Но и в жизни подобные "почему" часто остаются без ответа...

Один из зрителей, молодой человек, вдруг почувствовал, что он плачет. Ему стало неловко, он оглянулся и тут же успокоился: по лицам сидящих рядом тоже текли слезы, их не замечали и не вытирали.