Франс (Е.Л. Филькельштейн)

Тема солидарности приобрела значительно более глубокое социальное содержание в пьесе А. Франса "Кренкебиль".

Анатоль Франс (1844-1924), как и другие великие писатели Франции конца XIX - начала XX века, горячо любил театр и с юности пробовал свои силы в драматургическом жанре. Резко отвергая современную буржуазную драму, Франс в разные годы направлял свои искания то к романтической драме ("Укротительница", 1868), то к итальянской народной комедии ("Сэр Панч", "Превращения Пьеро", 1869), то к жанру комедии-пословицы ("Чем черт не шутит", 1898), увлекался греческой трагедией, кукольным театром. Воскрешая традиции старинного французского фарса, в 1908 году Франс создал веселую "Комедию о человеке, который женился на немой". Озорное зубоскальство этой пьески, сюжет которой Франс заимствовал у своего любимого писателя Рабле (его рассказывает один из персонажей "Гаргантюа и Пантагрюэля"), принесло ей шумный успех. В России она была поставлена даже раньше, чем во Франции,- сразу переведенная на русский язык под названием "Немая жена", пьеса уже с 1909 года шла у нас на многих сценах, не только до революции 1917 года, но и в советское время.

В 1912 году фарс Франса поставили в Париже Общество по изучению Рабле и театры Порт-Сен-Мартен и Ренессанс. Популярность этой пьески понятна. Фарс о немой жене, которая, заговорив, так замучила мужа болтовней, что он предпочел оглохнуть, лишь бы обрести покой, написан с присущим Франсу остроумием и превосходным чувством стиля.

Но стилизация, даже самая искусная, не могла принести обновления театра. В ряды реформаторов французской драмы Франс вступил, когда обратился к современной теме. В тесном творческом общении с выдающимся актером Люсьеном Гитри Франс создал на основе своей новеллы "Кренкебиль" одноименную пьесу, поставленную в 1903 году в театре Ренессанс. Замечательный рассказ, проникнутый горячим демократизмом, публицистической страстностью обличения социальной несправедливости, не только не потерял художественной полноты и силы в драматургическом переложении, но приобрел новые, обогатившие его черты. Как и "Рыжик" Ренара, пьеса "Кренкебиль" обладает большим гуманистическим содержанием, чем положенный в ее основу рассказ.

Старый, добродушный и честный зеленщик Кренкебиль по нелепой случайности становится жертвой полицейского произвола. Попав на людном перекрестке в затор, Кренкебиль не успевает сразу выполнить приказание постового передвинуть тележку. На него валится груз с какой-то подводы, налетает газетчик на велосипеде. Среди грохота, шума, ругани полицейскому ошибочно слышатся обидные слова: "Смерть коровам!" (восклицание, аналогичное русскому "смерть лягавым!"), - и представитель власти арестовывает Кренкебиля. Несмотря на то, что невиновность Кренкебиля подтверждают свидетели и среди них уважаемый ученый, врач Матье, полицейская машина тупо "защищает закон". Старика присуждают к штрафу и тюремному заключению. И хотя в "кутузке" Кренкебилю нравится - он никогда не жил с таким комфортом ("тюрьма заведение приличное... Порядок везде, чистота...") - недолгое заключение приводит к катастрофе. Кренкебиль сталкивается не только с буржуазным судопроизводством, но и с обывательской моралью. Его прежние клиентки - лавочницы, мещанки, содержанки - не желают покупать зелень у человека, побывавшего в тюрьме. Он фактически обречен на смерть.

Рассказ заканчивается гибелью Кренкебиля - он спивается, в сущности, идет умирать. В пьесе финал иной. С первой сцены Франс вводит нового героя - мальчишку, по прозвищу Мышь. Этот современный Гаврош, дитя парижских улиц, мальчонка, живущий в развалинах, промышляющий, чем придется, привыкший к голоду и холоду, противопоставлен в пьесе и бесчеловечности государства и ханжеской жестокости мещан. Его участие спасает Кренкебиля, задумавшего броситься в Сену. Мальчик зовет бездомного старика к себе, в развалины, делится с ним скудным ужином. Детский голос произносит слова надежды, призывает "встряхнуться". "Надо жить,- говорит Мышь.- Из всякой беды нужно как-то выкручиваться".

Драма "Кренкебиль" несет беспощадное осуждение буржуазного правопорядка. Для того чтобы показать античеловечность государственной машины и мещанского образа мыслей в действии, Франс решительно нарушает стандарт буржуазной "проблемной" пьесы, сближается с театральными требованиями Золя. Точной реалистической кистью воссоздана "среда"- людная парижская улица, разноголосый говор толпы, выкрики разносчиков, газетчиков, обитатели улицы, мелкие торговцы, мальчишки, проститутки, полицейский, прохожие. Все это - мир Кренкебиля, его клиенты, враги и друзья. Здесь прошла его горемычная жизнь. Рынок и улица породили колоритную и простодушную речь Кренкебиля и нехитрый закон его бытия: угождай покупателям, опасайся "фараонов".

Воссоздание "среды" в пьесе Франса не носит самодовлеющего характера. Каждая деталь связана с трагической судьбой главного героя. Это становится еще более очевидным во второй картине, в сцене суда. Скупо, но точно рисует Франс живые картины: "упрямого неуча" полицейского номер 64 - главного обвинителя Кренкебиля, "мрачного и злого шутника" председателя суда Буриша, умника и краснобая адвоката Лемерля.

Публика в зале суда полностью на стороне Кренкебиля, ее ошеломляет нелепая, дикая несправедливость приговора. Присутствующий на суде художник Лермит возмущается. Но его приятель, адвокат Обаре, разъясняет ему смысл происшедшего: председатель Буриш не ставит свои приговоры в зависимость от разума и науки, он основывается на непреложной для него истине: он "является представителем государственной власти", а суд не может выносить приговоры против носителей власти.

Подтверждается один из горьких афоризмов Франса: "Закон - это санкция установившегося беззакония".

Таким образом, "золяизм" в драматургии породил течение, в которое включились многие различные драматурги, более или менее испытавшие влияние натурализма, но в основном связанные с реалистическими исканиями. Обострение классовой борьбы во Франции конца XIX - начала XX века принесло в пьесы критического направления острую конфликтность, резко обличительную антибуржуазную интонацию, расширило вовлекаемый в драматургию жизненный материал, привело к глубокой демократизации театра.

Для французской реалистической драмы на рубеже XIX- XX веков характерна тщательная бытовая детализация, точное изображение среды, документальность и датированность событий. Но в то же время сатира в ней нередко сгущена до гротеска, до открытой памфлетности, глубоко коренящейся в национальной сатирической традиции и закономерно получающей возможность широкого развития в эпоху "разнообразных Панам", сотрясавших французское государство.

Но драматурги-реалисты Франции не только сатирики и обличители. В их пьесах обнажен глубокий духовный кризис буржуазного мира, и все они стремятся найти нравственную красоту, бескомпромиссность, силу характера, доброту, человечность в людях, чуждых буржуазным идеалам, в гуманизме "маленьких людей", в естественной нравственности народных представлений о жизни, а в отдельных случаях в среде пролетариата или угнетенных народов колоний, встающих на путь борьбы за свое освобождение. Эти поиски идеала далеко не всегда увенчивались успехом. Неясность положительной программы приводила к тому, что противопоставленные социальному злу герои Доде, Бека, Мирбо и других чаще всего оказывались беднее, бесцветнее социальных хищников, обличаемых в тех же пьесах. И все же важное значение имело упорное стремление драматургов-реалистов найти положительный идеал в жизни, в реальных условиях социального бытия, а не в лирической абстракции и мистике символистов или поэтической фантазии неоромантиков.