Начало

"Обычно приходится слышать или читать о том, как молодое существо, попав первый раз в театр, потрясенное дивным шоком от соприкосновения с иллюзорной жизнью искусства, поддается гипнотизирующему влиянию его и начинает страстно стремиться на подмостки. Со мной этого не произошло, - может быть, потому, что в то время в Ташкенте, где я родилась, не было театра. Может быть, потому, что жизнь моя, начиная с раннего детства, была насыщена яркими впечатлениями и у меня не было потребности надстраивать ее иллюзиями"!.

Так писала Елена Александровна Полевицкая в начале своих воспоминаний, оставшихся незавершенными. И перед нею вставали годы, проведенные в Ташкенте, где она родилась 3 (15) июня 1881 года.

Семья Полевицких на первый взгляд не примечательна ничем, разве что смешением кровей - русской, украинской, немецкой, грузинской, персидской. Отец, Александр Павлович, - контролер, а позднее управляющий Ташкентской конторой Государственного банка. Средний достаток. Пятеро детей. А какое разнообразие интересов, занятий, увлечений. Елену учили музыке, танцам и иностранным языкам. Первый воспитатель узбек Сатым пел ей узбекские песни. Сменившая его няня Анна Ивановна рассказывала много таинственных историй и сказок. Няня была очень религиозна, но почему-то все ее познания в области религии сосредоточивались на деятельности чертей и дьяволов в аду и на земле.

Е. А. Полевицкая. 1908

Однако главное влияние шло от отца, будто специально задавшегося целью сломать каноны стандартного домашнего воспитания. В свое время он успешно окончил художественную школу в Петербурге, и директор школы начал добиваться отправки его на казенный счет за границу для продолжения образования, но умер, не доведя хлопоты до конца. Вынужденный помогать матери и младшим сестрам, отец поступил на службу в Государственный банк и вскоре, в возрасте двадцати трех лет, по своему желанию был переведен в Туркестан, где служащие, приехавшие из Центральной России, обеспечивались повышенным окладом, льготами для детей: бесплатным обучением, поступлением в закрытые учебные заведения и т. д. Он полюбил этот яркий, солнечный край, занялся изучением местного быта, приобрел много друзей, причем каждый из них тащил в дом Полевицких образцы местной экзотики - скорпионов, жуков, бабочек, черепах, однажды приволокли даже горного ящера.

Отец стремился прежде всего воспитать в детях мужество и гражданственность. На первой странице альбома, принадлежавшего маленькой Елене, он написал: "Милая Ляля! Пойми и запомни хорошо мои слова: пусть воспитание и образование сделают из тебя такую хорошую, честную русскую гражданку, которая никогда и никакой правды не побоится. Это принесет тебе много горя, но это же даст тебе еще больше счастья. Твой отец А. Полевицкий".

Больше всего отец ненавидел ложь и предательство, считая, что возникают они от трусости и слабости. Мужество, по его мнению, основывалось на силе и выносливости. Поэтому он стремился развивать детей физически. Лет до семи они ходили дома почти нагишом. Гимнастические упражнения становились неотъемлемой частью режима дня, самым необходимым его элементом. В доме и в саду были сооружены трапеция, турник, качели, кольца. Некоторые упражнения носили рискованный характер, но и это не пугало отца. Например, он любил брать маленькую Лялю за ноги и, раскачав ее, рывком бросать перед собой - девочка должна была в воздухе перевернуться и стать на ноги. Этот сложный номер так ей нравился, что, уже будучи подростком, она просила:

- Папочка, покачай!

- Ты же теперь взрослая, головой до земли достанешь, - отвечал он.

- А ты на стул встань! - настаивала она.

В раннем возрасте девочка училась стрелять из ружья, ездить верхом. Особое значение придавалось воспитанию в детях храбрости. Полевицкая вспоминала такой эпизод. Однажды отец вдруг сказал:

- Сегодня ночью ты будешь спать в саду, в виноградной беседке, одна.

Беседка стояла далеко от дома, ночи на юге темные, по саду носились летучие мыши и бегали дикие коты. Ляля плакала, напуганная рассказами няни о чертях, и ни за что не соглашалась спать в саду. Но отец был неумолим, и ей пришлось идти в беседку. Правда, она не подозревала, что рядом, за стеной, всю ночь оберегала ее сон няня.

В. Ф. Комиссаржевская

Столь же непреклонно отец учил детей держать слово. В воспоминаниях Полевицкой описана такая сцена: "Утро. Детская. Я сижу на ковре перед топящейся голландской печью. У меня в руках кукла. Очень большая кукла. Почти с меня ростом. Ее недавно мне прислала из Петербурга бабушка. Взрослые говорили, что такой красивой куклы нет ни у кого в Ташкенте. Мы с братом из-за чего-то ссорились. Брат требовал, чтобы я что-то сделала, а я не хотела. Тогда брат стал грозить и сказал: "Если ты не сделаешь, то я твою куклу брошу в печку!" Я все равно не хотела. И вдруг сзади нас раздался голос отца - прихода его мы в пылу ссоры не заметили. "Ну? Что же ты не бросаешь куклу в огонь? Ты же обещал и даже несколько раз повторил... Слово свое надо держать". Брат оторопел, но отец принудил его выполнить свою угрозу, заставив брата собственноручно всунуть куклу в печь. Она сгорела... Брат был потрясен. Совсем бледный, с расширенными от ужаса глазами, он проделал эту процедуру. Ему тогда было около четырех лет".

Отец прививал детям и любовь к изобразительному искусству - они рисовали, лепили из глины. Читать научились уже в три года. Отец увлекался садоводством, пытался выращивать чай и рис, занимался выведением новых для этого края пород кур и цесарок, высаживал на улицах Ташкента березы - и дети не только неизменно присутствовали при всех экспериментах, но и принимали в затеях отца самое деятельное участие. При таком жизненном разнообразии никакой театр не требовался, а воображение, наблюдательность, выдумка тренировались сами собой.

В 1888 году Александр Павлович по клеветническому доносу был сначала отозван в Петербург, а потом, пока шло разбирательство его дела, назначен управляющим отделением банка в Екатеринодаре - сюда переселилась вся семья, и Полевицкая поступила здесь в гимназию. К тому времени, когда невиновность отца удалось доказать, здоровье его было сильно расшатано, и он, отказавшись от высоких постов, занял скромное место в одном из петербургских частных банков. Отныне семья Полевицких живет в Петербурге, но любовь к южным краям, горячему солнцу и людям Востока сохранилась у Елены Александровны на всю жизнь.

Элеонора Дузе - Анна. 'Мертвый город' Д'Аннунцио. Фотография с дарственной надписью Е. А. Полевицкой

В 1893 году Александр Павлович воспользовался льготами, заработанными службой в Ташкенте, и подал прошение о приеме Елены в закрытый Александровский институт. В ответ пришло извещение о том, что "девица Елена Полевицкая, дочь надворного советника, была допущена к произведенной 14 апреля 1893 года публичной баллотировке... жребием осчастливлена и на бесплатное содержание принята".

Рядом со знаменитым Смольным монастырем расположены два здания. В одном из них помещался Институт благородных девиц, в котором обучались девушки из дворянских семей. В другом, скучном стандартном доме желтого цвета, находился Александровский институт вместе с интернатом. Он был основан в 1765 году по указу Екатерины II для "мещанских девиц", дочерей представителей недворянских сословий - чиновников и разночинцев.

Когда мать, бывало, хотела пригрозить маленькой Полевицкой, она говорила: "Вот погоди, подрастешь, отдадим тебя в институт, там тебя остригут наголо и оденут в зеленое платье". Поэтому одно только слово "институт" вызывало у девочки ужас. И вот эта угроза неожиданно осуществилась. Ей действительно сделали короткую стрижку, но зато платье надели голубое. Дело в том, что цвет платья зависел от возраста пансионерки: ученицы младших классов, то есть седьмого и шестого, носили бордовые платья, пятого, в который определили Полевицкую, и четвертого - голубые, третьего и второго - зеленые, а самого старшего, первого, - серые.

Режим института был заимствован у французских монастырских школ "Сен-Дени" и "Сакре-Кёр", воспитанием руководили монахини, и поэтому дисциплина здесь отличалась чрезвычайной суровостью. Так, ученицы разных "расцветок" не имели права общаться друг с другом даже во время перемен. Учебная программа включала словесность, математику, географию, историю, естествознание, к которому у Полевицкой под влиянием отца с малых лет наблюдалась особая склонность, занятия гимнастикой, уроки рукоделия и домоводства, а также предусматривала безукоризненное знание двух языков, немецкого и французского. Озорной сорванец в стенах института постепенно начал превращаться в серьезную девицу благородного поведения с приличными манерами. Воспитанницам прививались и навыки в разных областях искусства. Юная Полевицкая преуспевала в каждой из них: у нее оказалось великолепное контральто, и она стала выступать на институтских концертах с сольными номерами; преподаватель рисования нашел у нее такие способности, что согласился давать уроки живописи, хотя это не входило в общий курс обучения. Столь же успешно проходили и занятия классическим, бальным и характерным танцами, которые вели актеры Мариинского театра^*.

^* (Здесь и далее воспоминания Е. А. Полевицкой, не имеющие сносок, цитируются по рукописям и магнитофонным записям, находящимся в личном архиве автора.)

И, наконец, игра на сцене. Институт обменивался со школами "Сен-Дени" и "Сакре-Кёр" книгами, куклами и прежде всего нотами и текстами пьес с пением. Однажды школа "Сакре-Кёр" прислала институту две комедии - "Шкатулка из Сан-Доминго" и "Царица Мозаб", примитивные пьесы, прославлявшие Францию. Но именно благодаря им Полевицкая впервые вышла на сцену в ученических спектаклях, на которые приглашались родственники воспитанниц и преподаватели.

А. П. Петровский

В годы пребывания в институте Полевицкая впервые встретилась с настоящим искусством. По праздникам учениц под надзором классных дам и инспектрисы возили в каретах в императорские театры - Мариинский, Александринский и Михайловский.

После окончания пяти классов института Полевицкую оставили для продолжения образования на двухлетних педагогических курсах. Ученицы заменяли заболевших воспитателей и педагогов, исполняли обязанности репетиторов. Здесь Елене была предоставлена значительно большая свобода - субботы и воскресенья ей разрешалось проводить дома.

И вот семь лет обучения позади. В мае 1900 года Полевицкая получила большую серебряную медаль и диплом, дававший право быть преподавательницей, воспитательницей и даже начальницей гимназии. Наконец-то она свободна. Интересов, увлечений обнаружилось множество - музеи, публичные лекции, выставки, концерты. И спектакли, уже не запланированные инспектрисой, а сознательно выбранные, любимые, желанные. Правда, здесь неожиданно возникло препятствие - отец воспротивился увлечению театром и запретил дочери бывать в нем. "Силой не пускал", как объясняла Полевицкая позднее в письме к Г. Н. Федотовой^*.

^* (ЦГАЛИ, ф. 2745, оп. 1, ед. хр. 183, л. 3.)

Но театр захватил ее неодолимо. Пусть сердился отец. Пусть часами приходилось стоять в очереди за билетами. Пусть доставались самые дешевые места - на галерке. Зато наградой служило искусство Шаляпина. И великий певец поражал, причем даже не столько голосом, как позже признавалась Полевицкая, но прежде всего мастерством перевоплощения. Так первый урок истинно драматического искусства будущая актриса получила у певца.

Жизнь становилась чрезвычайно разнообразной. В семье подросли братья - Костя, Саша, Борис, - и дом наполнился молодежью - студентами и гимназистами. Вместе ходили в театры, вместе развлекались - писали друг на друга стихотворные эпиграммы, разыгрывали шарады, увлекались передачей мыслей на расстояние, устраивали домашние концерты - братья играли на скрипке и виолончели, а Елена пела. После шарад занялись представлением маленьких сценок, за сценками последовали целые спектакли: "Приличия" Билибина, "Медведь" Чехова, "Счастливый день" Островского и Соловьева. Дом Полевицких не знал покоя, расходы увеличивались, пока Александр Павлович не решился ввести развлечения в определенные границы. Однажды поздно вечером он появился прямо в ночном халате среди развеселившейся компании и сказал:

- Мне очень приятно, что вам так у нас нравится, но давайте установим точно день ваших посещений. Я буду рад видеть вас в моем доме по средам.

Тогда молодежь перекочевала к кому-то на дачу, и веселье продолжалось. И снова вмешался отец, прямо потребовав от дочери изменить столь понравившийся ей образ жизни.

- Ты достаточно нарезвилась после института, - сказал он, - теперь пора приняться за настоящее учение. Я предлагаю тебе поступить в художественную школу и учиться живописи.

Об этом Александр Павлович мечтал давно. Не случайно он покупал детям альбомы репродукций, водил их по музеям, развивал у них художественный вкус. Но дочь вовсе не собиралась быть художницей, она мечтала о карьере оперной певицы.

Отец категорически возражал. По его мнению, женщина, посвятившая себя театральному искусству, не может быть ни заботливой матерью, ни настоящей женой, ни истинной гражданкой, так как театр забирает у человека всю жизнь без остатка. Девушка старалась переубедить его, тогда он поставил ультиматум:

- Или ты занимаешься живописью, или уходишь из дому, зарабатываешь себе на жизнь и устраиваешься как хочешь. Ответ дашь мне к первому сентября.

Пришлось срочно искать заработок. Полевицкая дала в газету объявление: "Наставница детей ищет место воспитательницы". В скором времени по объявлению явилась какая-то дама. Поговорив с Еленой минут двадцать о посторонних вещах, она наконец спросила:

- Но где же ваша мама? Мне некогда.

- А зачем вам моя мама, мы и без мамы можем договориться, - ответила Елена.

- Но ведь это же она давала объявление?

- Нет, я.

- Вы? Да вы же выглядите моложе моей дочери. Об этом и речи быть не может, - возмутилась дама и ушла.

Потерпев фиаско в поисках места воспитательницы, Полевицкая ринулась искать для заработка другие пути - переписывала чьи-то рассказы, снимала копии с чертежей для студентов, переводила технические статьи с французского. Однако вскоре она убедилась, что денег, необходимых для самостоятельной жизни, все равно не заработает. Тогда отец, внимательно следивший за всеми ее попытками, не дожидаясь первого сентября, предложил компромисс:

- Я буду оплачивать твои уроки пения, если это тебе так уж необходимо, но параллельно ты начнешь учиться в Школе Штиглица.

Центральное училище технического рисования, основанное в Петербурге на средства барона А. Л. Штиглица и получившее известность под названием Школы Штиглица, готовило преподавателей рисования и декоративно-прикладного искусства для художественно-промышленных школ.

На уроке в школе А. П. Петровского

В августе 1901 года Елена поступила вольнослушательницей в Школу Штиглица - сроком на четыре года. И хотя она сделала это помимо своей воли, пребывание в школе оставило заметный след в ее жизни, помогло ей в будущем как драматической актрисе. Именно занятия рисованием и живописью развили ее художественное воображение, привили любовь к красочности, к форме, к линии. В сценической деятельности Полевицкая всегда будет уделять большое внимание внешнему облику своих героинь, их костюмам и гриму, соблюдая историзм, точное соответствие эпохе, характер-у.

Одновременно с поступлением в Школу Штиглица Полевицкая с разрешения отца начала учиться пению у Зои Ивановны Ивановой-Иваницкой, которую ей рекомендовал известный певец и педагог Ипполит Петрович Прянишников. Когда преподавательница разрешила Полевицкой выступать публично, она стала принимать участие в открытых концертах, которые давались в Школе Штиглица.

В любую свободную минуту Полевицкая выезжала за город на эскизы или же приглашала домой натурщика. Казалось бы, для Елены наступила ясная и спокойная жизнь - с обучением любимому делу и познанием смежных искусств. Успехи предвещали ей прекрасное будущее и как художнице и как певице.

И вдруг в 1904 году в эту творческую и жизненную безмятежность врываются подряд несколько горестных событий. Приняла яд институтская подруга Леля - из-за несчастной любви. Застрелился двоюродный брат, который, узнав, что у его матери в молодости был любовник, не смог этого перенести. Застрелился и друг старшего брата - молодой офицер. Однажды он дал жене слово, что во время ночного дежурства в полку не будет пить, играть в карты, но слова не сдержал и не нашел в себе мужества под утро вернуться домой. Полевицкая видела, сколько истинного горя принесли эти молодые люди своим близким, и поняла: что бы ни случилось, все равно надо жить дальше. И урок этот пригодился очень скоро, ибо еще одно трагическое событие коснулось непосредственно ее.

А. А. Санин

Во всех выступлениях Начинающей певицы - дома или в концертах - ей аккомпанировал близкий товарищ брата, студент Евгений. Полевицкая полюбила его. И как ни противился отец браку, ему пришлось сдаться. Был назначен день свадьбы. Но Евгению, в то время кончавшему Институт путей сообщения, пришлось уехать на практику. За несколько дней до свадьбы, когда невесте уже сшили свадебный наряд, он известил семью Полевицких, чго к свадьбе вернуться не может, и просил отложить ее... на десять лет. Самым непостижимым было то, что, отказываясь объяснить причину своего поступка, он продолжал уверять Елену в неизменной любви. Полевицкая вернула ему слово и предпочла тайне полный разрыв. Потрясение, испытанное от этого нелепого разрыва, не только разрушило радостное, доверчивое отношение Полевицкой к жизни, не только стало причиной нервного шока, от которого она долгое время не могла оправиться, но и имело трагические последствия для нее как для певицы: она лишилась своего редкостного по красоте контральто и навсегда потеряла возможность петь, потому что пение для нее было связано с образом Евгения и любая попытка петь вызывала мучительный спазм горла.

Теперь Полевицкая училась только в Школе Штиглица, а возвращаясь домой, запиралась у себя в комнате. Она никого не хотела видеть. Прекратились веселые семейные вечера.

Приближался 1905 год. Младший брат Елены, участник нелегальных студенческих кружков, постепенно стал вовлекать ее в свою деятельность. Сначала он приносил подпольную литературу, которую она с жадностью читала, затем привел ее на собрание кружка. А спустя еще некоторое время ей уже поручают распространять антимонархические картинки и листовки, которые писались по ночам в доме Полевицких, и собирать деньги на революционный Красный Крест. Ученики Школы Штиглица - и среди них, разумеется, Полевицкая - также не остались в стороне от революционных событий и часто собирались на сходки вместе с рабочими. Чтобы не вызвать подозрений у царской охранки, они сажали кого-нибудь из товарищей в качестве натурщика и делали вид, что рисуют. Вскоре Полевицкую избирают в состав "Революционного комитета десяти", и она начинает выступать от имени учеников со всякого рода требованиями к начальству.

Свободолюбивые взгляды и революционная деятельность Полевицкой не остались незамеченными, и в июне 1905 года, перед роспуском учащихся на летние каникулы, она получила извещение о том, что отчислена из школы "за малоуспешность". Едва ли для такого решения были какие-то основания, действительно связанные с ее учебой. Лишь незадолго перед этим, в начале года, Елена получила высшую премию за акварель, а почти все ее акварельные работы приобрел музей школы. Кстати, вместе с денежной премией ей был вручен подарок - альбом, изданный Экспедицией по заготовлению государственных бумаг. В нем уникальные исторические предметы (например, кресло Наполеона, выставленное в Лувре) воспроизводились в цвете с указанием точных размеров, качества материала, из которого они сделаны, цвета раскраски; здесь же прилагался кусочек обивочной ткани или дерева, приводились все сведения и расчеты и т. д. Рисунки эти выполнялись в музеях Европы учениками Школы Штиглица, когда их в награду за успешную учебу отправляли за границу. По такому образцу и описанию мастер мог при необходимости сделать точную копию каждого предмета. Впоследствии этот альбом не раз поможет актрисе в ее сценической деятельности.

Итак, неожиданно Полевицкая оказалась совсем не у дел: постоянной работы не нашла, творческой перспективы никакой. Помог случай.

Однажды на Невском проспекте Полевицкая встретила своего бывшего институтского учителя. Узнав о ее положении, он пригласил Елену с сентября преподавать рисование в младших классах Александровской женской гимназии.

Н. Н. Синельников

У Полевицкой было великолепное качество - отдаваться серьезно и страстно всему, за что бы она ни бралась. Опыт недавней ученицы Школы Штиглица послужил и опыту педагога: в собственной работе она постаралась избежать тех ошибок, которые только что наблюдала в школе. Для этого она заново пересмотрела все свои альбомы с репродукциями, прочитала множество специальной литературы, за короткий срок выработала и провела в жизнь собственный метод. Молодая преподавательница отказалась от традиционных гипсовых моделей, сразу же дала всем ученицам, даже самым маленьким, кисть и краски и заставила писать с натуры - натюрморты, пейзажи, друг друга. Раз в неделю каждая из них делала рисунки на собственную тему, и тогда определялись индивидуальные вкусы и наклонности детей: одни рисовали море, другие - цветы, третьи - лошадей. Со старшими Полевицкая проводила такой опыт: рисовала на доске орнамент, а они должны были запомнить его и затем по памяти точно воспроизвести. В результате первая же выставка работ ее учеников привела в изумление преподавательский состав.

И. Ф. Шмит

Но Полевицкая не замкнулась в рамках новой профессии. Она вступила в нелегальный Союз учителей средней школы, поддерживавший революционные настроения молодежи. Члены кружка - а среди них было немало преподавателей Александровской гимназии - обсуждали положение в стране, писали воззвания с требованием политических свобод, участвовали в демонстрациях и забастовках. Однако в самом скором времени деятельность этого кружка была пресечена жандармами, собрания его подверглись запрету, а участники - гонениям.

Дальнейшая судьба Полевицкой, как и некоторых других преподавателей, решалась в скупых и суровых строках чиновничьей переписки:

"Его сиятельству господину Главноуправляющему Собственной Его Императорского Величества Канцелярией по учреждениям императрицы Марии. Имею честь донести Вашему сиятельству, что поименованные в прилагаемом списке лица не исполняли своих служебных обязанностей по преподаванию во вверенных мне С.- Петербургских гимназиях с 9-го по 14-е декабря вследствие участия их в политической забастовке, о чем мне представлены письменные заявления, также при сем прилагаемые... 1905г., декабря 17-го дня. Начальник С.- Петербургских и Царскосельской женских гимназий К. Степанов".

Резолюция гласила: "Лиц вольнонаемных немедленно освободить от занятий в гимназиях... 17 декабря 1905 г.".

Затем последовали разъяснения в виде циркуляров и правительственных сообщений:

"Правительство не потерпит более на службе чиновников, оказывающих противодействие его видам и не повинующихся законной власти. Подобные лица должны оставить свои должности и уступить их другим, желающим посвятить силы свои служению Государству. Министры и Главноуправляющие примут в соответствии с сим надлежащие меры".

Полевицкая была уволена из гимназии с "волчьим билетом", навсегда запрещающим ей заниматься педагогической деятельностью.

Жизнь, едва начавшись, зашла в тупик. Был голос - и он потерян. Была профессия - и ею запретили заниматься. Была любовь - и ее предали. Но в этот момент, полная безысходного отчаяния, Полевицкая встретилась с искусством замечательной русской актрисы Веры Федоровны Комиссаржевской и обрела свое истинное и единственное призвание - драматическое искусство. Впоследствии Полевицкая писала: "Лишь на двадцать пятом году моей жизни мне стало ясно, что я не смогу заниматься ни пением, ни живописью (балет отпал в детстве), и сцена драматическая стала моей всепоглощающей страстью, смыслом и содержанием моего существования. И все достигнутое мною в юности занятиями разными видами искусства вдруг оказалось важным и необходимым для искусства сцены, помогающим мне выявить личность актрисы, обогащающим мою сценическую технику, при помощи которой раскрываются перед зрителем глубинные грани и тонкости. Уже при поступлении в театральную школу у меня был поставленный прекрасным профессором голос, развитые занятиями живописью воображение и наблюдательность, а также знакомство с музейной живописью, тренированное с детства тело, отвечавшее на приказы психики, некоторый опыт игры на сцене, полученный мною от спектаклей в рамках сценической самодеятельности. Причем маяками моими были Вера Федоровна Комиссаржевская и Федор Иванович Шаляпина.

Для передовых кругов петербургской интеллигенции, особенно для студенческой молодежи, театр Комиссаржевской в Пассаже стал тем, чем был в это время Художественный театр для Москвы.

Мария Стюарт. 'Мария Стюарт' Ф. Шиллера

Комиссаржевская, как известно, очень любила, когда в зрительном зале присутствовала молодежь, студенты. На свои спектакли она оставляла для них специальные места, причем не просто дешевую, но малоудобную галерку, а целые ряды партера (обычно-седьмой, одиннадцатый, восемнадцатый). Билеты продавались студентам по самой низкой цене. Очередь, конечно, за этими билетами выстраивалась огромная, студенты, обожавшие Комиссаржевскую, собирались перед кассой еще с вечера и при свете свечных огарков здесь же всю ночь читали, обсуждали животрепещущие проблемы или же готовились к экзаменам.

Юлия Тугина. 'Последняя жертва' А. Н. Островского

Впервые Полевицкая увидела Комиссаржевскую на сцене ее театра в Пассаже в пьесе "Бой бабочек" Зудермана. Непритязательная роль чистой юной художницы, не побоявшейся вступить в неравный бой с пошлостью и продажностью окружающего мира, неизменно находилась в репертуаре Комиссаржевской с момента опубликования этой пьесы на русском языке журналом "Артист" в 1895 году. В ней как бы синтезировалась сущность любимых героинь комиссаржевской, бескомпромиссно идущих через трудности, страдания, обиды, потери к утверждению нравственной чистоты и благородства.

Полевицкая ушла со спектакля потрясенной. Она только что сама столкнулась с социальной несправедливостью, ее стремление к активному участию в общественной жизни подавлено, а крылья подрезаны и обожжены, как у бабочек, которых рисовала на веерах героиня Комиссаржевской. Нет, отец был не прав. Гражданская позиция женщины сейчас нигде не могла проявиться с такой силой, как на драматической сцене. Заразить зрителя своими идеями и переживаниями, рассказать нм, на что способна женщина, изжить страдания и залечить боль - вот в чем увидела Елена Александровна призвание актрисы в момент своего обращения к театральному искусству.

Юлия Тугина - Е. А. Полевицкая, Прибытков - В. Н. Давыдов. 'Последняя жертва' А. Н. Островского

Театр сулил Полевицкой избавление и от собственных страданий. В нем ей виделся выход из того душевного кризиса, в котором она оказалась. Театр Комиссаржевской становится ее пристанищем, храмом. Утверждение свободы личности, бунт против обывательщины, насилия, несправедливости, бескомпромиссная философия жизни, проповедуемые с подмостков театра, - все это совпало с нравственными поисками Полевицкой.

Все интересы и увлечения Полевицкой растворились сейчас в одном, единственном - театре Комиссаржевской. Мать, заметив, как благотворно действует на Елену посещение театра, стала экономить на хозяйстве и давать ей деньги на билеты. Отец не менял своего взгляда на профессию актрисы, и, как это ни было для Полевицкой тяжело, дальнейший свой путь она определила сама, тщательно скрывая от отца все, что делала.

Юлия Тугина. 'Последняя жертва' А. Н. Островского

Начался 1906 год. Полевицкая понимала, что при всем ее уже достаточно разностороннем образовании профессии драматической актрисы надо специально учиться. Прием в Императорскую театральную школу происходил только осенью. К тому же в академической холодности Александрийского театра Полевицкая, по ее собственному выражению, "не ощущала рупора идеи". В частную же платную школу можно было попасть и во втором полугодии. В одну из таких школ, под руководством Бестриха, она пошла вместе с приятельницей по Школе Штиглица. После предварительной беседы Бестрих согласился принять обеих девушек на первый курс без экзаменов и даже не брать плату за обучение. Сам он возглавлял музыкальное отделение, в то время как знаменитый В. Н. Давыдов преподавал драматическое искусство.

В этой неожиданной легкости поступления девушкам почудилась какая-то несерьезность, и они отправились искать "самого строгого преподавателя". Узнали о существовании музыкально-драматической школы Е. П. Рапгофа, открытой еще в 1882 году, и явились туда. Экзамены принимали сам Рапгоф и один из ведущих преподавателей школы Андрей Павлович Петровский, характерный актер, прозванный современниками "великим актером на маленькие роли", режиссер Александрийского театра, ставивший спектакли и в театре Комиссаржевской. Полевицкая прочитала басню Крылова "Пестрые овцы" и лирическое стихотворение Галиной "Я все чего-то жду". Рапгоф колебался, но Петровский настаивал на приеме, утверждая, что у этой девушки тонкое чувство юмора и из нее получится прекрасная комедийная актриса. Полевицкой предложили исполнить отрывок комедийного плана, затем драматического. Петровскому пришлось по душе стремление девушки расширять диапазон жанра: находить в создаваемом образе второй, как бы контрастный план - характерность в трагическом и драматическое в смешном. После окончания экзаменов он спросил ее:

- А какой актрисой вы мечтаете стать? Может быть, вам хотелось бы походить на Савину?

Полевицкая, не задумываясь, ответила:

- Нет. Я хочу быть самой собой.

Ее приняли.

Занятия в школе Рапгофа действительно оказались серьезными и высокопрофессиональными. На первом курсе учиться начали шестьдесят человек, однако по истечении испытательного периода многие из них были отчислены.

Основное внимание на первом курсе уделялось художественному чтению, которое вел актер Александрийского театра Николай Лукич Глазунов. Кроме того, преподавались танцы, гимнастика, дикция, пение, история театра, история костюма, грим. Начиная со второго курса Петровский занимался этюдами и отрывками. На третьем курсе учащиеся переходили к постановке спектаклей. В школе царила дружная, творческая атмосфера. Студенты называли друг друга по имени, добавляя слово "товарищ" - "товарищ Елена", "товарищ Павел".

Михевна - Е. П. Шебуева, Юлия Тугина - Е. А. Полевицкая. 'Последняя жертва' А. Н. Островского

Полевицкую Петровский почти сразу же стал занимать в отрывках второго курса и нередко поручал работать с некоторыми учащимися над самостоятельными этюдами. На следующий год, после того как Полевицкая выступила в одноактной комедии Билибина "Приличия", Петровский сказал:

- Вы настолько владеете комедийным мастерством, что могли бы уже сейчас играть в этом жанре на любой сцене Петербурга. Поэтому давайте попробуем вас в драме.

Он поручил ей роль Изабеллы в "Мерс за меру" Шекспира, которую она провалила. Следующая роль - Марья Андреевна в "Бедной невесте" Островского. Полевицкая начала искать собственный подход к образу. Для этого она старалась соединить свой небогатый личный опыт с переживаниями героини. Приходилось примеривать к себе и горе, и ненависть, и дружеские чувства, испытываемые

Марьей Андреевной. Она вспомнила и как бы заново пережила разрыв с Евгением и тогда смогла с полной достоверностью понять отношение Марьи Андреевны к Меричу. На месте друга Марьи Андреевны Хорькова она представила себе любимого брата Бориса и т. д. Так постепенно, сопоставляя свои чувства с чувствами героини, Полевицкая научилась без труда владеть ее переживаниями и радостями. После просмотра работы Петровский сказал:

- Прекрасно! Вы нашли путь к драматическим ролям. Теперь вы можете играть и драму.

И стал давать ей роли в сложных драматических отрывках из таких пьес, как "Мария Стюарт", "Гроза", "Бесприданница", "Снегурочка", "Антигона".

Петровский стремился подготовить учеников к тем реальным условиям, с которыми им придется столкнуться в провинциальном театре, то есть к быстрым темпам работы.

Леди Мильфорд. 'Коварство и любовь' Ф. Шиллера

Не всегда все проходило удачно. На один из очень ответственных экзаменов Полевицкая явилась не только плохо подготовленной, но даже не зная текста. Петровский не ругал ее, не угрожал переэкзаменовкой, а просто, проходя мимо, презрительно сказал: "Стыдно". Ей стало действительно стыдно. Поэтому, когда на лето Полевицкая получила задание приготовить несколько ролей, и среди них Катерину в "Грозе", она, уехав на дачу в Эстонию, принялась за работу исступленно и настолько вошла в образ, что в один прекрасный день вдруг отправилась к обрыву... бросаться в море. И только ) последний момент опомнилась: зачем же ей, молодой, полной надежд девушке, топиться? Наверное, надо вернуться домой, подумать получше и уж если топиться, то хоть зная почему. А дома разобралась: в работе над ролью она настолько пережила все трагические мотивы Катерины, что приняла их за свои личные и потому впала в эту внезапную депрессию. Ее эмоции опередили осознанное освоение текста роли, и она невольно пережила все фазы, предшествуемые самоубийству. Зато осенью после просмотра летних работ Петровский счел возможным показать "Грозу" с ее участием не только в стенах школы, но и в зале Благородного собрания и в нескольких гимназиях. И повсюду этот ученический спектакль имел успех.

Не меньше удалась Полевицкой в школе Рапго- фа сцена встречи королев из "Марии Стюарт". Однажды на спектакле присутствовал художник Б. М. Кустодиев, которого она хорошо знала и раньше. Впервые Полевицкая познакомилась с ним в доме его будущей жены Ю. Е. Прошинской, вместе с которой она училась в Александровском институте. Когда в 1905 году Кустодиев получил в Академии художеств мастерскую, он начал писать портрет Полевицкой - было проведено около тридцати сеансов. Сейчас этот портрет находится в Киевском музее русского искусства. Чуть позже Кустодиеву для работы над скульптурой "Саломея" потребовалась натура, и Полевицкая охотно позировала ему. На спектакле в школе Рапгофа Кустодиев оценил выразительность пластики актрисы и с тех пор стал поклонником ее таланта, то дружески помогая советами, то делая для нее эскизы костюмов; так, в скором времени для роли Лулу в "Обнаженной" Анри Батайя он прислал ей набросок костюма "в стиле Боттичелли" с указанием расцветок.

В последний год обучения Полевицкая начала официально ассистировать Петровскому в старших классах.

Хорошее владение техникой живописи помогло ей быстро освоить технику грима - искусство, в наши дни изгоняемое из театральной практики во имя ложно понятой моды. Она умела найти верный тон, и, не загромождая лицо лишними красками, едва заметным штрихом добиться четкой выразительности внешнего облика и характера.

Катерина. 'Гроза' А. Н. Островского

Сам Петровский славился безупречным искусством грима и добивался такой естественности, что друзья, сидя рядом с ним в его артистической уборной, не могли понять, загримирован он или нет. Этот талант он очень ценил в Полевицкой и часто ставил ее в пример начинающим ученицам. Умение Полевицкой гримироваться в дальнейшем также приводило к курьезам: стоило ей едва изменить грим, как ее переставали узнавать партнеры на сцене, а однажды... не узнал даже собственный муж.

К годам учебы в школе Рапгофа относится знакомство Полевицкой с искусством Элеоноры Дузе. Когда великая итальянская актриса гастролировала в Петербурге в сезоне 1907/08 года, Петровский подарил Полевицкой билет на "Даму с камелиями".

- Роль Маргариты Готье - лучшая в репертуаре артистки, - сказал он.- Со временем и вы будете ее играть. Я хочу, чтобы вы посмотрели Дузе в этой роли.

Однако Полевицкая не смогла в тот вечер уйти из дому: заболел отец. Тогда Петровский принес билет на "Родину" Зудермана - роль Магды в этой пьесе Полевицкая уже готовила вместе с ним. Впечатление от игры Дузе было огромно. В ее Магде проявлялись различные черты женского характера - властолюбие и покорность, самоуверенность и робость, упоение славой и трепетная мечтательность.

Однажды нескольким ученицам было поручено после спектакля Дузе выступить от имени школы с приветствием. Полевицкая, хорошо знавшая французский язык, вышла на сцену и начала читать текст приветствия: "Мы счастливы, что в самом начале нашей артистической карьеры видим вас в нашем отечестве..." - и далее: "Пусть наше солнце тускло, пусть наше небо не столь сине, как ваше, но сердца наши горячи и умеют любить". Дузе не дала Полевицкой дочитать до конца, обняла ее, расцеловала и под гром аплодисментов повела к рампе. Занавес давали пятнадцать раз. Полевицкая навсегда запомнила этот момент как некое посвящение в актрисы, как благословение свыше. Затем на сцену вышли журналисты. Кто-то из них на ломаном французском языке стал объяснять Дузе, что было бы прекрасно, если бы кто-либо из этих учениц театральной школы повторил ее талант, пусть даже как фотография повторяет оригинал. Дузе, услышав слово "фотография", подумала, что девушки хотят получить у нее фотографию, и тут же пригласила их в гостиницу "Европейская". Девушки с радостью приняли приглашение. Дузе расспрашивала Полевицкую об учебе, о ролях, которые она готовит, причем пренебрежительно отозвалась о роли Магды, одобрила Марию Стюарт и с восторгом говорила об Антигоне. Подаренная ею фотография с автографом, изображавшая Дузе в "Мертвом городе" Д'Аннунцио, до последних дней жизни Полевицкой висела на стене ее комнаты. Прощаясь, Дузе сказала, чтобы Полевицкая писала ей, делилась своими трудностями и сомнениями, и что она непременно ответит. Полевицкая ни разу не воспользовалась этим предложением и даже спустя много лет, в Венеции, проезжая на гондоле мимо окон дома Дузе, не решилась зайти к ней.

Катерина. 'Гроза' А. Н. Островского

В январе 1908 года Дузе еще раз приехала на гастроли в Петербург, и снова Петровский подарил Полевицкой билет на "Даму с камелиями". Но и на этот раз Полевицкая не смогла воспользоваться билетом: именно в этот вечер умер ее отец. Умер, так и не узнав, что дочь, нарушив его волю, стала актрисой.

После смерти отца семье грозила нужда. Уже за второе полугодие третьего курса Полевицкая не могла заплатить. Ее освободили от этого взноса, а когда года через два она все-таки вернула долг Е. П. Рапгофу, он сказал:

- За двадцать пять лет существования моей школы вы - первая, кто возвращает деньги.

Теперь надо было зарабатывать, чтобы помогать семье. Поэтому в марте 1908 года молодая актриса досрочно получает аттестат и назначение - театр Пушкина в Пскове.

Незадолго до отъезда состоялось знакомство, которое оказалось решающим для всей последующей жизни Полевицкой, и личной и творческой.

Как-то в доме Петровского появился друг его детства - вместе они росли, вместе переживали первое увлечение театром. Это был Иван Федорович Шмит. В киевской гимназии маленький Ваня Шмит славился музыкальностью, прекрасным слухом и необычным по тембру и диапазону голосом. Долгое время он пел в церковном хоре, а по праздникам - в Киево-Печерской лавре, даже когда там служил сам митрополит. Мечтал о карьере оперного певца. Но с возрастом голос стал ломаться и потерял свой необыкновенный тембр. Шмит попробовал зарабатывать на жизнь участием в украинской оперетте, дирижировал танцами на киевских балах, но это оказалось и трудно и ненадежно.

'Гроза' А. Н. Островского. Эскиз декорации III действия. Театр Н. Н. Синельникова. Харьков. 1910 г.

Переехав в Москву, Шмит поступил на юридический факультет университета, одновременно работая агентом банка "Лионский кредит". После окончания университета он быстро стал известным адвокатом, счастливо женился, имел большую практику в Москве. Но неожиданно семейная драма многое изменила: жена Вера Осиповна оставила его, и он, тяжело переживая разрыв и желая избежать мучительных встреч с нею, уехал из Москвы в Петербург.

Еще в Москве Шмит в качестве режиссера участвовал в любительском драматическом кружке, ставившем спектакли на немецком языке; во время заграничных поездок посещал спектакли с участием таких выдающихся мастеров сцены, как Томмазо Сальвини, Элеонора Дузе, Сара Бернар, Жан Мунс-Сюлли, Йозеф Кайнц, Эрнст Поссарт и Шарлотта Вольтер; он был знаком с великим немецким режиссером Максом Рейнгардтом и с актерами его труппы.

В Петербурге Шмит приобрел известность в театральных кругах как организатор благотворительных спектаклей. В них участвовали певцы Мариинского театра А. П. Боначич и М. Н. Кузнецова-Бенуа, балерина О. П. Преображенская. Постоянно бывая в доме старого друга, Петровского, он с интересом следил за выпусками школы Рапгофа. Там же он впервые услышал о Полевицкой, которую Петровский не уставал расхваливать как свою любимую ученицу, и познакомился с нею.

Когда Полевицкая отправилась в Псков, в соседнем купе она увидела Ивана Федоровича, беседовавшего с какой-то молодой женщиной. Через некоторое время он вдруг появился в купе Елены Александровны.

Она удивилась.

- Почему вы ушли от своей спутницы?

- Потому что мне очень понравились... ваши желтые перчатки.

- Но она же обидится.

- Ей не на что обижаться, мы случайно сидели вместе.

Так продолжилось их знакомство. Но в тот момент Полевицкая была слишком увлечена своей самостоятельностью, ближайшее будущее так волновало ее, что она почти не обратила внимания на собеседника. Молодая актриса ехала начинать свой первый сезон.