2. Театральное искусство, пришедшее извне

ГИГАКУ. В летописях говорится, что в 554 году (15-й год правления императора Киммэй), когда объединенное японское государство распространило свое влияние на Корею, в Японии уже существовали так называемые утабито (чтецы стихов, певцы), прибывшие туда из страны Кудара, которая в то время была передовым в культурном отношении государством. Но в более полной мере Япония стала привлекать зарубежное театральное искусство спустя пятьдесят лет, когда в 612 году Мимаси из Кудара познакомил Японию с гигаку, которые он изучил в У (по-японски Курэ) в Южном Китае. В то время государством управлял Сётоку-тайси, идеалом которого было создание буддийского государства. Поэтому он приказал, чтобы гигаку (люди того времени называли гигаку песнями и танцами Курэ) исполняли в храмах во время различных ритуалов и церемоний. Таким образом гигаку стали официальным жанром театрального искусства. Государство создало школу по изучению искусства гигаку, ее слушатели освобождались от несения службы и были на материальном обеспечении правительства. Так впервые появились в Японии актеры, находящиеся на государственном обеспечении. Но в своем большинстве это были натурализовавшиеся иностранцы, которые причислялись к группе бэмин, созданной в соответствии с табелью о рангах.

Их представления, которые в настоящее время совершенно сошли со сцены, являли собой, судя по более поздним записям, представления в масках в форме «гёдо», а некоторые напоминали маскарады и карнавальные шествия. Это были, короче говоря, простенькие фарсы^*. Огромные гротескные маски, сохранившиеся в небольшом количестве до сегодняшних дней, напоминают нам о том, с каким энтузиазмом в то время Япония перенимала зарубежное театральное искусство. Однако эти заимствованные формы были слишком непривычны для Японии и исчезли, так и не прижившись на японской почве.

^* (О том, что гигаку представляли по своему жанру разновидность фарса, свидетельствуют такие сцены, как сцена стирки пеленок, сцена опьянения и др.)

БУГАКУ. Начиная с правления императора Суйко в течение двухсот лет в Японии не ослабевало поклонение континентальной культуре. Стали отправлять студентов на учебу за границу, принимались в Японии и отправлялись за рубеж различные миссии. Поражают обширные связи в области театрального искусства. Япония знакомится с музыкой, танцами и театральными представлениями различных стран Востока того времени, и прежде всего с театром бугаку тайского периода.

На этот раз бугаку воспринимаются не как нечто инородное, как это имело место с гигаку. Отбор осуществлялся в большей степени с тем, чтобы натурализовать этот жанр, и прилагаются серьезные усилия к обработке бугаку, при этом в Японии зародился также и свой театр бугаку. Это был так называемый придворный бугаку, который получил наибольший расцвет в период Хэйан^*. Представления бугаку сопровождались салонной музыкой, получившей название «гагаку».

^* (Период Хэйан. Принятое в японской исторической науке название четырехсотлетнего периода в истории Японии, начиная с 794 года, когда столицей Японии был г. Хэйан (нынешний Киото), до учреждения сёгуната Минамото в 1192 г. и перемещения столицы в г. Камакура. Этот период характерен расцветом литературы и искусства Японии. Именно тогда были заложены основы японской национальной культуры.)

Обращает на себя внимание стиль обработки. Для нее характерна такая стройность и интеллектуальность, что трудно даже поверить, что представления бугаку разыгрывались артистами-непрофессионалами среди простого народа.

Прежде всего все представление делится пространственно на правую и левую стороны. Соответственно этому разделяются расцветка театральных костюмов и музыкальные инструменты. На правой стороне исполняются маньчжурские боккайгаку, корейские санкангаку, на левой — китайские дайтогаку, индийские тэндзикугаку, индокитайские ринъюгаку и баримаи с острова Бали. Представления идут попарно, причем все они имеют подразделения как во времени (древние, современные), так и по длительности (большие, средние, малые).

Стройность композиции танцев обеспечивается геометрическим характером смены фигур, музыкой, которая снабжена нотными знаками и способна соперничать с западной музыкой, и, наконец, наличием теории. Все это в достаточной мере дает возможность судить о высокой степени придворной культуры того времени. Однако после обработки танцы и представления приобретали формалистический, вкусовой характер и даже тем из них, которые у себя на родине были, очевидно, в большой степени подражательными танцами и имели драматическую композицию, сознательно придавался абстрактный характер.

Для музыки гагаку была характерна необычная для Японии полифоничность, напоминающая оркестровую композицию, что ставило ее довольно высоко даже с точки зрения современного уровня мировой музыкальной культуры. Исходя из нынешнего состояния и будущего национальной музыки, следовало бы глубоко изучить вопрос о том, почему, несмотря на все это, гагаку не послужила базой для музыки общенародной и вся японская музыка по-прежнему основывалась на односложной тональности.

Возникает также вопрос и о взаимоотношении между театральным искусством, привнесенным в Японию из-за рубежа, и искони японским театральным искусством. Судя по результатам, последнее хотя и сохранило в той или иной степени кое-что, присущее ему по форме, но полностью подпало под влияние искусства, пришедшего в Японию извне. Впоследствии то и другое, находясь под покровительством императорского двора, передавалось актерами от отца к сыну, но после потери императорским двором власти возрождения новых творческих сил, можно сказать, не последовало.

Итак, бугаку представляли собой жанр дворцовой культуры, призванный обслуживать императорскую фамилию. И хотя этот жанр достиг довольно высокой степени развития, он не смог стать нормой, образцом для обще японского национального театрального искусства. Достаточно выйти из столицы, и в пригородах можно было услышать, как крестьяне поют такую песню при посадке риса:

 Ты, негодница, 
 Кукушка! 
 Только запоешь — 
 Значит, в поле 
 Мне идти пора.

В этой песне кукушка, к которой при дворе, как правило, добавляли эпитет «грациозная», показана как негодница, как ненавистный бич, гонящий крестьян на работу. Такова разница восприятия. Думаю, что то же самое надо сказать и о культуре бугаку.

САНГАКУ. В период Нара в Японии, примерно в то же время, что и бугаку, появился еще один зарубежный жанр театрального искусства, возникший в районе Центральной Азии. В Китае он назывался «байси» или «цаси». В Японии его назвали «сайгаку». В отличие от официального придворного гагаку жанр сайгаку считался вульгарным, простонародным. Он оставался таким и впоследствии. Причем представления сайгаку обычно исполнялись во время состязаний борцов сумо, проводившихся для императорского двора, конных скачек и религиозных празднеств. Представления сайгаку включали в себя показ искусства фокусников, акробатов, магов, кукольников, танцоров, а также состязания в красноречии и т. д. Поскольку этот жанр по своему характеру с самого начала не мог рассчитывать на покровительство со стороны привилегированных классов, он пустил корни среди простого народа и стал свободно развиваться, порождая рассчитанные на массового зрителя представления. Впоследствии жанр сайгаку послужил источником для народного театрального искусства.

Начиная с середины периода Хэйан сайгаку стали называть «саругаку» или «саруго», что означало «комический мимический танец». В 1060 году появились «Записки о саругаку». Эта книга была написана в форме дневников аристократа, чье внимание привлекло к себе новое искусство саругаку, которое представляло собой «веселую смесь» и широко распространилось и приобрело популярность среди народа, главным образом в столице.

Из представлений саругаку особое внимание привлекают к себе «Мёкони-но муцуки-гои», «Кёварабэ-но сорадзарэ», «Адзумабито-но уинобори». Для них характерна комедийность с элементами социальной сатиры на темы из городской жизни. Комическая мимика и диалоги в этих саругаку имели успех у народных масс, что способствовало быстрому распространению этого жанра.