2. Пьесы кабуки как отражение чувств народных масс

Если мы считаем, что пьеса отображает человеческую жизнь, то это в какой-то степени относится и к текстам пьес кабуки. Но эти пьесы с самого начала создавались не как литературные произведения. Напротив, их авторы видели в литературных произведениях лишь надуманное развлекательное чтиво. Тексты кабуки проникнуты раз навсегда установленной идеей о том, что добро торжествует, а зло понесет заслуженную кару, поэтому не будет ошибкой считать, что сами по себе они не могут иметь какого-либо самостоятельного значения.

Пьесы кабуки от начала до конца являются мелодрамой. Масамунэ Хакутё писал:

«Исполнение пьес кабуки на сцене далеко от отображения жизни обычного реального человека. Оно представляется чем-то крайне абсурдным, не имеющим ничего общего с театральным искусством других стран в прошлом и в настоящее время. Если пьесы на исторические темы, представлявшие собой переработку кукольных спектаклей, и бытовые пьесы носили несколько иной характер, то чисто эдоские пьесы, которые являлись коньком Хакуэн и других драматургов и имели большой успех у зрителей того времени, в глазах современной публики представляются чем-то странным и несуразным. В них не было ни юмора, ни сложных человеческих характеров, ни веселых развлекательных сцен. В них не изображался и мир приятных и прекрасных грез. Судя по хронике «Нэндайки» и другим театральным записям, эти пьесы пронизывала атмосфера мрака и нонсенса».

Эти слова раскрывают самую сущность пьес кабуки. О том же самом писали и в далеком прошлом: «В нынешнем репертуаре главное внимание уделяется показу актерского искусства. При его составлении тщательно учитываются перемены в увлечениях и интересах публики...Из-за этого спектакли напоминают легкое чтиво из иллюстрированных изданий соси» («Кантэн кэмбунки»). «При составлении текстов для пьес кабуки надо представить себя в роли живописца. Если же создавать их как литературное произведение, они получатся слишком сложными и не будут понятны женщинам и детям» («Кабуки дзацудан»). Отсюда видно, что основная цель, которую ставили себе при создании пьес кабуки, состояла в «развлечении» зрителей.

Поэтому в пьесах кабуки, естественно, не отображалась жестокая правда человеческой жизни. Они далеки от проникновения в самую глубину человеческих чувств. Конечно, представление на сцене не является истинной человеческой жизнью. Но в пьесах этого театрального жанра, пожалуй, не ощущалось даже намерения через художественный вымысел показать человеческую жизнь. Теория Тикамацу Мондзаэмона о правде и вымысле исходит из того, что на сцене необходимо показывать нечто среднее между правдой и ложью. А Саката Тодзюро говорил, что если показать на сцене нищего в его истинном виде, то это будет «неприятно для зрителя и не явится для него развлечением». Отсюда понятно, что пьесы кабуки и в этом отношении не похожи на современные, где через вымысел стремятся показать правду.

Итак, в пьесах кабуки нет глубины, оригинальности, индивидуальности, нет характеров, нет психологии. В них нет индивидуальной специфики, характерной для пьес Ибсена, Чехова, О Нила. В пьесах Сакурада Дзисукэ, Цуруя Намбоку, Каватакэ Мокуами, в их взглядах на жизнь трудно найти существенные различия, хотя у каждого из них есть свои любимые герои и эпохи. Как метко заметил Масамунэ Хакутё, пьесы кабуки являются пьесами низкого сорта; в лучшем случае их можно назвать фантастическими, в худшем — бессвязными и бессмысленными. Но было бы несколько ошибочным критиковать их лишь с позиций современных взглядов на драматургию. Если же учесть, что главной целью пьес этого театра является стремление «развлечь» зрителей, доставить им удовольствие, то мы увидим, что их очарование состоит в изображении чего-то среднего, все время колеблющегося между действительным миром и сценой. С этой точки зрения следует признать здоровый, не знающий противоречий характер пьес кабуки, и современный зритель видит в них нечто прекрасное, несмотря на то, что чувствует, например, абсурдность «мигавари» ^* в пьесе «Тэракоя».

^* («Мигавари» — принесение в жертву близкого, родного человека с целью спасения другого человека, своего покровителя, и т. п. Распространенный в пьесах кабуки сюжет. — Прим, перев.

В этом смысле полное отрицание ценности пьес кабуки проистекает из того, что авторы в большей части исследований ошибочно подходят к ним с западноевропейской драматургической меркой. Нельзя также не чувствовать предвзятости, когда при оценке пьесы просто сбрасывается со счетов все то, что не подходит под мерку зарубежного драматургического метода.

Так, например, решительно критикуя кабуки за отсутствие оригинальности и художественности, забывали о таких замечательных особенностях, присущих пьесам этого театрального жанра, как их общедоступность и народность.

В частности, в настоящее время заслуживает тщательного исследования характер использования в этом театре народных сказаний, которые пронизывают многие его пьесы. Феодальное правительство, опасаясь критики со стороны народных масс, запретило театру кабуки использовать в качестве сюжетов для пьес текущие события, исторические события, политику правящих кругов. В пьесах было запрещено упоминать само название «Эдо». В результате в них вместо города Эдо обычно упоминался Камакура, а имена исторических личностей несколько изменялись. Так, имя Ода Нобунага заменялось на Ода Харунага, Акэти Мицухидэ на Такэти Мицухидэ, Като Киёмаса на Сато Масакиё, Оиси Кураносукэ на Обоси Юраносукэ и т. п. Или, например, в пьесе «Морицуна Дзинъя» вместо Ходзё Токимаса использовалось имя Таира-но Токимаса. Таким образом, хотя и косвенно, но давалось понять, что события связаны с Мацудайра — домом, откуда произошел Токуглва Иэясу. Таковы были своеобразные формы сопротивления театра кабуки в ответ на ограничения, установленные феодальным правительством.

Но мне думается, что не эти пассивные методы сопротивления, а позиция театра кабуки в целом, который, отказавшись от сюжетов из истории правителей, взял за основу своих пьес форму народных сказаний, заслуживает того, чтобы взглянуть на него по-новому. Правда, такие пьесы, как «Тюсингура», не носили фантастического характера, присущего народным сказаниям, поскольку отображенные в них события в то время еще не покрылись дымкой далекого прошлого. Однако пьесы, сюжетом для которых послужили деяния братьев Cora — наиболее популярных народных героев, Есицунэ, пользовавшегося горячим сочувствием простых людей, Сугавара Митидзанэ, превратившегося в бога Тэндзинсама, и т. п., от начала до конца опираются на народные сказания.

Главные герои этих пьес совершили в истории замечательные подвиги и, несмотря на это, погибли насильственной смертью от руки тогдашних властителей. В результате у народа накапливалось неистребимое чувство несправедливости такого положения, явившееся отражением противоречий, свойственных обществу того периода. И народные массы, не зная, где искать справедливости, начинали верить, что душам этих павших героев суждена долгая жизнь, чтобы отомстить за причиненные им несчастья в этом мире. Такая вера жила среди народа наряду с верой в то, что души умерших всепрощающи. Младший из братьев Cora (Cora Горо) был самым популярным героем в Эдо. Свидетельство тому — несколько сот вариантов пьес, посвященных Cora, которые из года в год исполнялись в театре кабуки во время новогодних празднеств. Но дело здесь не только в популярности Cora, как героя повести. Среди простого народа Cora Горо был популярен потому, что его отождествляли с богом храбрости Арахитогами, одним из героев народных сказаний. В пьесе «Ёсицунэ Сэмбондзакура», посвященной Ёсицунэ, появляется Лиса-Оборотень, которая, словно тень, неотступно следует на Ёсицунэ и помогает ему бороться с обрушивающимися на него несчастьями. Сюжетом для этой пьесы послужило широко известное народное сказание о Лисе-Оборотне из Ямато. Далее, главный герой пьесы «Сугаварадэндзю тэнараикагами» Кан Содзё отображен не как Сугавара Митидзанэ, являвшийся исторической личностью, а как Сугавара в образе бога Тэндзинсама, который возник и выкристаллизовался в сердцах народных масс как герой народных преданий. В этих преданиях он выступает и как бог грома, в которого он превратился после своей гибели в ссылке, чтобы покарать плохих людей. В пьесе «Сугавара», созданной по мотивам преданий о Тобиумэ^* и Домёдзи^** именно сцена «Тэракоя»^*** является кульминационной. В данном случае были приняты во внимание подлинные чувства, которые простые люди Эдо с детского возраста привыкли питать к богу Тэндзинсама как к покровителю просвещения, защитнику школ. И эти чувства были воплощены в форму народного сказания. В пьесах кабуки всегда проявлялся большой интерес к содержащимся в них гуманистическим идеям. Примером тому может служить пьеса «Тэмпайдзан», созданная по мотивам народного предания о том, как Сугавара, движимый жаждой отмщения, превратился в гневного бога грома.

^* («Тобиумэ дэнсэцу» — предание о летающей сливе. В нем повествуется о том, как сливовое дерево, которое всю жизнь очень любил Сугавара, полетело вслед за ним в Дадзайфу, куда Сугавара был сослан. Отсюда и имя одного из героев пьесы — Умэо. Умэ — по-японски слива. — Прим, перев.)

^** («Домёдзи» — легенда о боге Тэндзин из храма Домёдзи, что в Коти. Для сюжета пьесы использован поныне существующий в одной деревне запрет на разведение кур.)

^*** (См. раздел о лучших пьесах театра кабуки.)

В период феодализма пьесы кабуки распространились по всей Японии. Их с удовольствием смотрели даже простые крестьяне и рыбаки из самых отдаленных провинций. Такая популярность, народность театра кабуки была достигнута в большой степени благодаря тому, что его пьесы создавались по мотивам народных преданий. Одним из наиболее распространенных элементов, встречающихся в многочисленных народных преданиях, является мономи-но мацу — одинокая сосна, которой пользуются для обзора местности. С такими соснами, растущими в разных уголках страны, обычно связаны те или иные предания. И когда по ходу действия на подобную сосну взбирался Хигути Дзиро из пьесы «Сакаро» (повествование о расцвете и падении родов Гэндзи и Хэйкэ) или Мицу-хидэ из «Тайкоки», крестьяне, пришедшие в театр, несомненно, говорили: «А, эта самая сосна! Такая же есть и у нас в деревне!»

Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что в пьесах кабуки есть еще проблемы, которые требуют нового к себе подхода. Так, например, не лучше ли было бы вместо исследования на тему о том, насколько присутствует в них драматический конфликт, изучить их специфическую связь с народными преданиями? И это всего лишь один из вопросов, требующих специального исследования.