Глава V

Сара Бернар была для Элеоноры Дузе совершенным образцом исполнительского мастерства. Однако артистка очень хорошо понимала, что ее путь в искусстве иной, чем у блестящей француженки, руководимой в своей манере декламации великой традицией классической школы. Некоторые критики сравнивали Дузе с Эме Декле¹, незабываемой исполнительницей героинь Дюма-сына, актрисой пылкого темперамента и необыкновенной способности к перевоплощению, которая умерла совсем молодой в 1874 году. Узнав о ее судьбе, Дузе сразу почувствовала в ней родственную душу и загорелась желанием продолжать ее деятельность, так неожиданно прерванную преждевременной смертью.

¹ (Эме Декле (1836-1874) - французская актриса, играла в театрах "Жимназ", "Водевиль", "Варьете" в Париже, выступая в пьесах Дюма-сына, Мельяка и Галеви.)

Для всех явилось полнейшей неожиданностью решение Дузе возобновить "Жену Клода" Дюма-сына, спектакль, в котором главную роль после Декле не смогла сыграть ни одна актриса.

В ролях Джульетты, Терезы Ракен и впоследствии в "Багдадской принцессе" творческая интуиция помогала Дузе перевоплощаться в образы своих героинь, что дало ей возможность выработать собственный стиль исполнения, указало путь, каким ей надлежало идти. Не парадокс Дидро¹, утверждавшего, что актер тем ярче передает образ, чем меньше на самом деле чувствует, а гётевское "умри и воплотись" - вот что отвечало ее духовному складу. И все же на этот раз она не решилась положиться на свое художественное чутье, а взялась за тщательную подготовку. Она выучила не только собственную роль, но и роли своих партнеров, чтобы полнее войти в пьесу и помочь товарищам лучше понять характер их героев. Она объясняла, что у каждой реплики есть, так сказать, своя "подкладка", иначе говоря - подтекст, имеющий свой сокровенный смысл, не упускала ни одной детали, ни одного оттенка. Она учила познавать душу персонажа пьесы, внимательно изучая роль, и не забывать об этой душе не только в той или иной драматической коллизии, но и во всех сценах, где этот персонаж появлялся. Продолжая воплощать самые противоречивые образы, Дузе вдруг неожиданно заявила, что вообще никогда не умела играть. А между тем уже тогда она вырабатывала свой собственный вполне определенный стиль, осуществляя настоящую саморежиссуру, сознательно борясь против традиционной риторичности во имя внутренней правды. Создавая образ, она черпала материал в глубинах своего существа, следуя собственному теоретическому принципу проникновения в "глубь вещей", который, несомненно, приближается к методу Станиславского и в том, что называется "вживаться в роль", и в том, что русский режиссер определял выражением "играть подтекст".

¹ (Не парадокс Дидро.- Имеется в виду известный трактат Дидро "Парадокс об актере".)

И в самом деле, много лет спустя, наблюдая игру Элеоноры Дузе, Станиславский с удивлением и вместе с тем не без удовлетворения отметил, что умение "вживаться в роль", открытая им сценическая техника, которую, по его мнению, можно и должно было изучать, развивать посредством определенных упражнений,- эта техника дается Дузе без всякого усилия с ее стороны. Она входит в образ непосредственно, сразу, для нее это так же естественно, как дышать. Она оказалась для Станиславского живым воплощением его сценического идеала, в то время как для Дузе встреча со Станиславским открыла путь к самопознанию.

Чезарина. 'Жена Клода'

"Жена Клода", поставленная в Турине, прошла с небывалым успехом. Героиня драмы Дюма-сына, Чезарина, женщина-чудовище, изображалась всеми, даже Декле, как какое-то исчадие ада, существо неразумное и порочное. Чезарина Дузе - глубоко несчастная, затравленная женщина, которая страдает из-за собственной чрезмерной, болезненной чувствительности. Она с мольбой взирает на мир, но ее изумленный взгляд полон животной тупости. Она вызывает жалость, когда лихорадочно - и, увы, напрасно - ищет спасения в любви, ибо не встречает ничего, кроме лицемерия или притворного интереса.

После Турина "Жена Клода" с успехом прошла в Венеции, в Милане, во Флоренции. В Риме завсегдатаи театра "Балле"¹, верные поклонники Ристори, Тессеро², Педзана, Марини³, не скрывали своего скептического отношения к восторгам туринцев. В первый вечер играли при полупустом зале, но тем восторженнее был прием, оказанный спектаклю немногими присутствующими. Чезаре Росси, которого кассовые сборы заботили гораздо больше, нежели аплодисменты, хотел было снять с репертуара драму, не понравившуся публике. Но Дузе настояла, чтобы спектакль был сыгран еще раз. На следующий вечер зал был переполнен, а успех пьесы неоспорим. Росси пришлось лишний раз убедиться, что в вопросах искусства надо предоставлять Дузе полную свободу действий.

¹ ("Балле" - один из старейших римских театров. Открылся в 1727 г. В XVIII в. - первой половине XIX в. был преимущественно оперным театром. С середины XIX в. стал самой лучшей в Риме драматической сценой. В XX в. сохранил за собой значение крупнейшего римского драматического театра. В настоящее время здесь выступают наиболее интересные итальянские драматические труппы.)

² (Аделаида Тессеро (1842-1892) - одна из крупнейших итальянских актрис своего времени, играла в пьесах Пеллико, Джакометти, Шиллера, Косса, Джакоза, Торелли, Гольдони, Сарду, Дюма-сына и других.)

³ (Вирджиния Марини (1842-1918) - одна из лучших итальянских актрис второй половины XIX в., наряду с Дж. Педзана и А. Тессеро; выступала в драматических и комедийных ролях в пьесах Косса, Феррари, Джакоза, Сарду, Дюма-сына, Гольдони, Мариво, Мольера.)

А. Дюма - сына

Тем временем Элеонора уже готовила другую знаменитую роль Декле - в "Свадебном визите" Дюма-сына - и тщательным образом взялась за ее изучение. Стараясь, например, правильно представить себе выражение лица своей героини в первой сцене, она пишет на полях текста этой сцены: "Чего она ожидает?!", комментируя в конце: "Бедная Лидия!" Рядом со знаменитым возгласом отчаяния героини: "ах!" - она помечает: "Подняться, воскресить в душе все слова, еще раз перечувствовать все муки ушедшей любви, понять, ощутить, что он никогда уже не полюбит ее; выразить все это одним единственным восклицанием: "ах!" Это очень интересное свидетельство, показывающее, как уже тогда Дузе умела вести "внутренние монологи" в процессе создания роли, в двадцать три года обладая зрелостью и глубиной мысли.

Новый успех не только укрепил в пей веру в собственные силы, он послужил также толчком к совершенствованию мастерства. "В течение всей моей жизни каждый спектакль был для меня дебютом",- скажет она в конце жизни. Гораздо больше, чем за похвалы, она бывала признательна критикам за их советы и замечания. Ее не удовлетворял лишь внешний рисунок роли. Она стремилась к тому, чтобы ощутить в душе тот особый творческий подъем, который, преобразуясь в сценическое искусство, позволяет проникать в сокровенные тайны жизни, выражать их, доносить до зрителей, волновать и захватывать их. Смущенная мнением некоторых критиков, которые сравнивали ее с Сарой Бернар, терзаясь сомнениями и неверием в свои силы, она обратилась за советом к маркизу Франсуа Д'Аркэ, умному и прекрасно разбиравшемуся в искусстве критику из римской газеты "Опиньоне". Вот что она писала:

"Рим, 13 сентября 1881 года.

Есть слова, которые закаляют душу. Есть существа, которые любят критику и нуждаются в ее указаниях. Есть критика справедливая, истинная. А есть такая, что унижает. Как раз нечто в этом роде почувствовала я, прочитав "Либерта". Однако, прежде чем вступить в бой за себя и постараться, чтобы восторжествовала истина, я, зная ваше благородство, хочу услышать от вас верное суждение, слова одобрения и поддержки, прежде чем сделать первый шаг на этом пути. Вы первый сказали мне, что я не похожа ни на одну из наших итальянских актрис, и я вспомнила о незабвенной Декле. Я была тронута тогда вашими словами. Они не смутили меня, нет, они меня ободрили. Мой возраст не позволил мне видеть Декле, и значит, моя душевная тяга к ней объясняется лишь общностью наших идеалов...

Сейчас же... все наоборот. Эта трескотня, это непрерывное шушуканье, которое оставила после себя Сара, оно захватило всех как поветрие, оно окружает меня со всех сторон, роковым кольцом сжимается вокруг меня и в конце концов, наверное, задушит. Я бесконечно ценю ее, но луч славы Сары, падающий на меня, смущает и волнует меня. Согласитесь, это несправедливо.

Теперь по этому вопросу, маркиз, я и ожидаю вашего справедливого мнения и вашего решения. Мне надо учиться, я должна выйти из этого тревожного состояния. Я слишком люблю искусство, да к тому же настолько ревнива, что не могу по желать, чтобы оно было бы безраздельно моим. Но моим в чувствах, в душе, в суждениях и взглядах. И горе мне, если все будет по-иному. В таком случае все мои надежды оказались бы слишком легковесными, а удовлетворение их чересчур кратким. Я никогда не узнала бы тех огорчений, в которых нахожу столько отрады, желаний, которые измучили меня, и, наконец, мне не понадобилась бы ваша помощь, о которой я сейчас прошу, ибо боюсь заблудиться".

Между тем популярность Элеоноры Дузе росла не по дням, а по часам. Существует рисунок, на котором она изображена в роли Чезарины. Главное, откинувшись назад всем корпусом, вытянув вперед руки с растопыренными пальцами, она словно отталкивает что-то ужасное.

В ее исполнительской манере тех лет часто заметно, особенно в бурных сценах, пристрастие к напряженным драматическим позам, что объясняется неопытностью и отсутствием школы. Критика нередко с иронией отзывалась об этих судорожных позах "в форме вопросительного знака". За короткое время у нее появилось множество подражательниц, которые, как это всегда бывает, воспроизводили лишь внешнюю манеру ее игры, повторяя главным образом ее позы и не передавая ту глубину переживаний и верность характеру героини, которые покоряли зрителей. Подражательницы были тем зеркалом, в котором она ясно видела отражение своих недостатков и благодаря которому она стремилась их исправить. Со временем она постепенно освободилась от всего, что было в ее игре незрелого, и научилась подчинять свою поразительную мимику, свое гибкое тело, свой голос правдивому раскрытию глубочайших эмоций. Безупречное чувство меры стало отличительной чертой ее таланта.