Глава VI

Теперь имя Элеоноры Дузе стало известно всей Италии. Репертуар ее быстро расширялся. Не без срывов и отдельных неудач, совершенно неизбежных, если учесть несходство вкусов и культуры зрительских аудиторий разных провинций, продолжала она свой трудный путь к вершинам творчества, работая без устали. Во время короткого отдыха летом 1882 года в Марина ди Пиза у моря, "рядом с которым чувствуешь себя такой маленькой", она, кажется, впервые отчетливо, без всяких иллюзий поняла, сколь трудна ее артистическая жизнь, и откровенно поведала об этом Антонио Фиакки, выступавшему под псевдонимом "Пикколет", театральному критику из "Пикколо Фауст"¹, который приехал навестить ее. "Знаете,- говорила она,- очень нелегко убедить публику, если у нее постоянно перед глазами совсем другие идеалы. Сколько труда надо положить... Представьте себе, в последний раз в Болонье, еще до моей болезни, прохожу я через партер на сцену и в первых рядах замечаю двух или трех женщин из простонародья, которые пришли пораньше, чтобы занять лучшие места, и в ожидании начала болтали между собой. Вдруг одна из них увидела меня и узнала. Толкнув в бок свою соседку, она сказала: "Ой, смотри-ка, вон та, которая идет,- это Дузе, право слово, она". Та обернулась, смерила меня взглядом с ног до головы, и искренне удивленная то ли моим небольшим ростом, то ли вообще моей скромной внешностью, кто ее знает, громко ответила на своем диалекте: "Это которая, вон та, что ль? Ну и замухрышечка!" Примадонна, по ее мнению, должна быть более солидных размеров.

¹ ("Пикколо Фауст" - еженедельный театрально-хроникальный бюллетень, основанный в 1874 г.; просуществовал немногим более десятилетия.)

Видите, часть публики принимает меня еще не так, как я бы этого хотела, и все потому, что я все делаю на свой лад, то есть, вернее сказать, так, как чувствую. Я согласна, что в известных обстоятельствах на сцене следует говорить погромче, напрягая голос, а я, наоборот, когда приходится изображать какую-нибудь бурную страсть и душа моя разрывается от радости или горя, часто почти немею, начинаю говорить тихо, еле шевеля губами. Я будто роняю слова, медленно одно за другим, глухим голосом... И тогда мне говорят, что у меня лет экспрессии, что я не чувствую, что я не страдаю... Бедная я, бедная! И за что мне такое? Разве же не правда, что каждый чувствует по-своему? Ведь у каждого свой характер, каждый выражает чувства на свой лад. Разве не так? Ну, впрочем, посмотрим..."

Дузе всегда боялась нового зрителя. Но надо сказать, что в это время она уже начинает довольно умело и разумно защищать свою работу - налаживает связи с критиками, положительно оценивающими ее искусство, не теряя достоинства, выражает признательность за поддержку. Вот письмо, которое еще раз показывает, с какой серьезностью и вниманием подходит она к каждой новой своей работе. Оно написано 6 сентября 1882 года, она обращается в нем с веселой иронией к Эрнесто Сомильи, издателю одного из театральных журналов и импрессарио флорентийского театра "Нуово", которого она в шутку называет Мишонне по аналогии со знаменитым суфлером Адриенны Лекуврер¹. "Дорогой Сомильи!- пишет она.- Уже четыре дня я в Нарни. Не стану ничего говорить тебе о жизни в этом городишке. Тебе достаточно будет узнать, что с нашим приездом поднялись цены на продукты. Теперь представляешь, с каким восторгом принимали нас жители.

¹ (Адриенна Лекуврер (1692-1730) - знаменитая французская трагическая актриса, игравшая в пьесах Корнеля, Расина, Вольтера.)

В связи с хорошими сборами собираемся в Рим. Рим привлекает меня столь же сильно, как и моя Флоренция. Мне нужна другая среда, и еще я жажду играть. Будем надеяться, что сезон окажется сносным. Хотя, кто знает. Напиши мне, как дела в труппе Беллотти, и сообщи свои впечатления о ней.

Ты же знаешь, я слишком разумна для того, чтобы скрытничать... Я послушалась тебя и сейчас поглощена изучением Адриенны¹. Я была не права, когда возражала против ее постановки. Но чтобы осуществить ее на сцене, мне нужен французский оригинал, как это было, когда я готовила "Фру-Фру", "Багдадскую" и "Даму с камелиями". Я должна прежде ознакомиться с оригиналом. Тогда я лучше почувствую и легче усвою колорит пьесы и глубже пойму ее идею. Ты же, мой Мишоне, добудь мне пьесу либо во Флоренции, либо напиши в Париж. И вышли мне ее или сюда (до 12-го), или в Рим, театр "Балле". Когда будешь посылать, сообщи, во сколько обошлись тебе ее приобретение и пересылка, я тебе возмещу..."

¹ (...поглощена изучением Адриенны.- Адриенна - героиня драмы "Адриенна Лекуврер" Э. Скриба и Э. Легуве, навеянная образом трагической актрисы XVIII в.)

28 октября она с дружеской шутливостью не преминула сообщить ему о счастливом окончании римских гастролей. "...На гастролях в Риме я сыграла: "Одетту" - 7 раз, "Фру-Фру" - 4, "Даму с камелиями" - 2, "Ферпанду" - 2, "Скроллину" - 3 и, включая сегодняшний спектакль, "Жену Клода" - 6 раз. До самого конца сезона мы будем давать именно эту пьесу, ибо она пользуется успехом, хотя (по секрету) Росси запретил мне в ней выступать, и ее пришлось протаскивать под видом бенефиса. Вчера, 27 числа, я в четвертый раз играла "Фру-Фру". Собрали 1400 и также в меру шумных аплодисментов. За мой бенефис я получила 1946,50 чент.

Трогательный прием и успех, ставший событием. Как видишь, дорогой мой Мишоне, я держусь наших условий, и любовь к тебе раскрыла передо мной горизонты искусства. Я храню верность тебе и работе. А знаешь, ведь я очень честолюбива!

Баракини, "поглаживая свое гаерское брюшко", сияет от радости по причине хороших кассовых сборов, уверяю тебя, они были и в самом деле неплохими. Я послала тебе полдюжины газет. Получил ли ты их? Ты очень и очень меня обяжешь, если извлечешь из них материал для интересной заметочки и поместишь ее в своей прекрасной газете, которая в скором времени вытеснит "Арте драмматика"...

Когда на обратном пути буду во Флоренции, я тебе открою свои надежды и планы на будущее. А пока что я затеваю..."

Она затевала "Свадебный визит", спектакль, Показанный в Турине 16 декабря 1882 года, и Дузе писала критику и карикатуристу из "Капитана Фракасса" Дженпаро Минервиии, своему другу еще со . времен "первых шагов" в Неаполе: "Спектакль сорвал целую бурю безумных, неистовых, бешеных аплодисментов и стоил мне обычных мучений. Он доставил мне и много хороших и много тяжелых минут. После спектакля я страшно устала. Можно сказать, совсем бы выдохлась, не будь я так довольна. В общем, конечно, спектакль, благодарение богу, удался на славу. У меня сознание, что я поняла Лидию (мое имя в "Свадебном визите"), никогда не видя в этой роли Сару. А вы меня упрекали за то, что я ей подражаю! В обморок на сцене я не падала, по чувствовала, что под влиянием душевного волнения лицо мое изменилось до неузнаваемости.

Театр "Кариньяно", то есть, правильнее сказать, сцена и коридор, в который выходят артистические уборные,- это настоящая Березина¹ - холод и сквозняки..."

¹ (...настоящая Березина.- Имеется в виду эпизод Отечественной войны 1812 г., когда остатки наполеоновской армии, разбитой русскими войсками и партизанами, в конце ноября переправлялись через реку Березину.)

Сезон в Турине оказался для Дузе чрезвычайно трудным. "Главный мой враг тут - холод. Я чувствую себя глупой и несчастной... И все же хочется надеяться, что попутный ветер понесет мой парус". А парус, напротив, встретился с противным ветром - об этом свидетельствуют письма Дузе из Милана, из "этого противного Милана, который столько времени досаждал мне". Там она почувствовала себя совершенно "убитой", когда, выйдя на сцену, услышала неодобрительный ропот публики. К концу первого акта настроение зрителей изменилось. "Утешьтесь, вы добились самого большого успеха, на который может рассчитывать дурнушка. Начало совсем неплохое",- заметил один слишком "искренний" почитатель, заглянувший к ней в уборную, чтобы ее приветствовать. "Я дурнушка,- писала она в письме к Д'Аркэ,- сама прекрасно знаю, что некрасива. Но слышать это от другого..."

Во время гастролей в Риме, с октября по ноябрь 1882 года, Дузе представился случай завязать дружбу с одним из самых восторженных своих поклонников, графом Жозефом Примоли. Именно он, по-видимому, представил ее своему большому другу Джузеппе Джакоза¹, и Дузе, неизменная сторонница всего нового, незаурядного, отважилась на осуществление оригинального замысла - поставить на сцене театра "Кариньяно" 21 января 1883 года философскую комедию Джакоза "Нитка", написанную им для кукольного театра.

¹ (Джузеппе Джакоза (1847-1906) - итальянский писатель, драматург и либреттист, принадлежавший к веризму. Среди его известных пьес "Грустная любовь", "Правда души", "Как листья". Вместе с Л. Иллика написал либретто опер Пуччини "Богема", "Тоска", "Чио-Чио-Сан".)

Вот ее краткое содержание, рассказанное Альпиполо на страницах "Театро иллюстрато" в феврале 1883 года.

Сцена представляет собой лачугу Кукольника, в которой вдоль стен висят на гвоздях Доктор, Флориндо, Розаура, Панталоне, Арлекин, Коломбина и другие куклы, исполняющие немые роли.

Доктор утверждает, что вся власть, вся сила, "каждый шаг, каждый жест, каждое движение кукол зависят от привязанных к их голове, рукам и ногам ниток".

И добавляет, что эти нитки "держит в руке человек, который ими управляет".

Все потрясены. Но тут вмешивается Коломбина, которая говорит, что люди утверждают, будто нити, управляющие их действиями, не видны. Люди видят только нитки, приводящие в движение кукол, зато куклам видны нити, связывающие людей. В общем, замечает в заключение острая на язык Коломбина, эти благословенные ниточки не видны тем, кто ими связан.

Эти слова встречаются без особого восторга. Куклы говорят Коломбине, что она глупая, сумасшедшая, если затевает такие разговоры, когда вот-вот начнется представление. Никто не замечает, как появляется Кукольник. Одну за другой он снимает со стены кукол и выносит на сцену. Однако куклы убеждены, что они совершенно свободны, что идут собственными ногами, и поэтому шествуют с гордым, независимым видом... как истинные куклы. В лачуге остаются только Арлекин и Коломбина.

"Арлекин. Хм, все ушли. Какая рабская покорность! Пойди сюда, Коломбиночка (Коломбина выполняет просьбу).

Флориндо (за сценой). Арлекин!

(Арлекин застывает, словно окаменев.)

Коломбина (смеясь). Останься, дорогой!

Арлекин (дергаясь на гвозде). Нитка! Нитка! Нитка!"

О судьбе комедии, ошибочно определенной как "комедия для буратини"¹, тогда как на самом деле речь идет о марионетках, управляемых с помощью ниток, нам удалось разыскать только следующую заметку в римском "Опиньоне" от 21 января 1883 года: "В специальной телеграмме из Турина нам сообщают, что бенефис синьоры Дузе-Кекки в театре "Кариньяно" прошел блестяще. Очень понравилась "Нитка", морально-философские сцены Джакоза. "Джулия" Вейе встретила в первых актах довольно холодный прием, зато после последнего акта восторг публики, покоренной изумительным мастерством исполнительницы, был неописуем. Синьоре Дузе-Кекки преподнесли цветы и подарки, среди которых кольцо с бриллиантами и очень ценная жемчужная брошь".

¹ (Имеются в виду перчаточные куклы, надеваемые на руку кукловодом.)

На всю жизнь сохранила Элеонора Дузе трогательную симпатию к поэзии марионеток. Она была крестной матерью "Театро деи Пик-коли", руководимого Подрекка¹, отправив на открытие театра в Риме следующее поздравительное послание: "Среди грезы и реальности искусства марионетка может стать чудом, если ею руководит душа". В Лондоне и Нью-Йорке она не раз встречалась с римской кукольной труппой, а в последние годы жизни написала Витторио Подрекка, выражая в своем письме желание объединиться с ним.

¹ (Витторио Подрекка (1883-1959) - итальянский музыкальный критик и журналист, основал в 1914 г. в Риме театр марионеток "Театро деи Пикколи", получивший всемирную известность под названием "Пикколи ди Подрекка". В 1959 и 1961 гг. театр гастролировал в СССР.)

"Дорогой синьор Подрекка, я мечтала, я очень хотела поговорить с вами, но мне все никак не удавалось. Недавно я послала вам телеграмму, но в ней могла лишь повторить свои лучшие пожелания и свое восхищение вашей работой. А мне хотелось сказать вам лично все хорошее, что я о вас думаю, и как соблазняет меня идея, которую вы подали мне своими куклами. Я тоже, как и они, вечно брожу по нашему тесному миру.

Я всегда считала, что если бы я состояла в труппе какого-нибудь кукольного театра, то никогда не знала бы никаких трудностей в работе. Мне всегда казалось, что для меня было бы совсем не в тягость руководить какой-нибудь труппой марионеток, потому что эти маленькие создания искусства молчат и слушаются. Всего, всего хорошего. Элеонора Дузе".

Впоследствии именно Дузе был обязан Джакоза успехом и своей пьесы "Грустная любовь", которая долгое время держалась в ее репертуаре, и премьеры "Графини Шаллан", состоявшейся в Турине 14 октября 1891 года. Однако "Сирена", поставленная в Риме 22 октября 1883 года, провалилась, и, конечно, не по вине исполнительницы. Холодный прием оказали также в флорентийском театре "Арена Национале" И апреля 1883 года пьесе "Кошачья лапа".

Во время подготовки двух спектаклей Джакоза имел случай ближе познакомиться с актрисой. Однако отплатил он своей доброжелательнице и исполнительнице ролей в его пьесах совсем не джентльменским отношением: обращаясь к своему другу Примоли, очарованному Элеонорой, он называл ее (в письме от 21 ноября) не иначе, как "дивой", и характеризовал как невозможную женщину, о которой никогда не знаешь, что она выкинет, которая играет "неровно, иногда божественно, а иногда просто из рук вон плохо, что бывает чаще"¹.

¹ (Ж. Н. Примоли, Неизданные страпицы. Аннотация Марчелло Спациани.- "История и литература", стр. XXXI-XXXII.)

Войдя, в интересах мужа, в состав руководства труппой, Элеонора не преминула воспользоваться своими правами и добилась постановки "Сельской чести" Джованни Верга¹, хотя этому противились все, не исключая самого автора. Эта короткая, лаконичная драма привлекла ее простотой формы и глубокой поэзией чувств. "...Две женщины - торжествующая соблазнительница и маленькое доверчивое существо - соблазненная. Вина наглая и вина стыдливая, жестокость красоты и бессилие доброты. Двое мужчин, и ни один из них не встает на защиту жертвы"².

¹ (Джованни Берга (1840-1922) - крупнейший итальянский писатель и драматург второй половины XIX в., основоположник направления веризма, ставшего благодаря его творчеству, по существу, итальянской разновидностью критического реализма. Автор сборников новелл "Жизнь полей" (1880), "Сельские новеллы" (1883), "Бродячая жизнь" (1887), романов "Семья Малаволъя" (1881) и "Мастро дои Джезуальдо" (1889), пьес "Сельская честь" (1884), "В швейцарской" (1885), "Волчица" (1896), "От твоего до моего" (1903) и др.)

² (Дж. Борджезе.- "Иллюстрационе итальяна", 1920, II, стр. 267.)

"Можете отрубить мне голову, если эта вещь годится для сцены!" - воскликнул Росси во время одной из репетиций.

Драма была поставлена на сцене театра "Кариньяно" 14 января 1884 года. Многочисленные зрители, которые пришли больше из любопытства, нежели в надежде увидеть шедевр Верга, были охвачены неописуемым восторгом. Волны триумфа докатились и до Джованни Верга, который забился в кафе неподалеку от театра, с волнением ожидая конца спектакля. Друзья потащили его в театр. Растроганный, он пожимал руки Элеоноре Дузе, бормоча: "Нет, "Честь" при-надлежит больше вам, чем мне". Туридду играл Флавио Андо, один из самых тонких актеров Италии того времени. Он недавно вошел в труппу, заменив Джованни Эмануэля. Успешным представлением "Сельской чести", самого значительного явления в драматургии того времени, начались празднества по случаю открытия знаменитой Национальной выставки в Турине.

Для Дузе успех на сцене всегда был как бы "тонизирующим средством в нелегкой жизни, полной мучений и труда", неуспех никогда ее не обескураживал. В марте в Триесте произошло "феноменальное фиаско". На этот раз провал постиг "Даму с камелиями". С никогда не ослабевающим чувством ответственности Дузе признавала, что "публика всегда права", и убежденно добавляла: "Причину того, что моя Маргерит не была принята зрителями, надо искать во мне, а не в них. И я найду ее, эту причину".

В мае - она в Милане. Теперь она "дива", знаменитость, иначе ее уже не называют. Но в каждом новом городе публика верит лишь своему собственному впечатлению. Когда при выходе актрисы на сцену в "Сельской чести" 11 мая некоторые зрители попытались встретить ее аплодисментами как признанную знаменитость, их заглушили шиканьем. Однако в конце спектакля Дузе снова оказывается героиней дня: о ней без конца говорят, сравнивают с другими актрисами, устраивают в ее честь банкеты...

Во время гастролей в Риме 3 января 1885 года граф Жозеф При-моли прочитал ей новую драму Дюма-сына "Дениза". Дузе она потрясла до глубины души. Ей казалось, что героиня пьесы - это она сама, целомудренная, замкнутая девушка-подросток. Возможность создать на сцене образ Денизы переполняла ее радостью. Она тотчас приступила к репетициям. Перед самым спектаклем у нее неожиданно началось кровохарканье. Болезнь в свое время была побеждена молодостью, но следы ее остались на всю жизнь.

"Дениза" была поставлена на сцене театра "Балле". "Дузе была великолепна, но одновременно и ужасна - бледное, без кровинки лицо с глубоко запавшими, горящими глазами. В ней было нечто сверхчеловеческое, она превратилась почти в символ",- писали в газетной хронике. По окончании последнего спектакля перед театром собралась толпа зрителей, встретившая появление актрисы криками: "Да здравствует Дузе! Да здравствует наша Дузе!" Шумная процессия с бенгальскими огнями проводила актрису до самого дома.

Летом Элеонора Дузе с труппой Чезаре Росси отправилась из Триеста в Южную Америку. Этими первыми заграничными гастролями начались для нее бесконечные скитания по всему свету.