Глава XVI

В первых числах января 1898 года Дузе, воодушевленная твердой верой в духовные силы своей страны и в возвышенные идеалы своих товарищей, давая интервью критику "Трибуны" Растиньяку, объявила:

"Я хочу попытаться сделать кое-что новое. То, что я делала до сих пор и что продолжаю делать сейчас, меня больше не удовлетворяет. Я чувствую, что во мне что-то умирает и что-то рождается вновь, чувствую, что все, что я играла и играю, убого и фальшиво. И в то же время я чувствую желание, пусть еще смутное, и стремление, пусть еще не осознанное, обрести такую форму искусства, которая более непосредственно и более полно отвечала бы моему теперешнему душевному состоянию.

Это носится в воздухе, и скоро это проникнет в сознание всех, скоро всеми овладеет стремление к новой форме искусства, благородной и чистой. И почему бы этому движению не начаться в Италии? Я призываю своих товарищей приложить всю свою волю, все свои душевные силы, дабы помочь мне в этом благом начинании".

Вечером 11 января 1898 года в римском театре "Балле" в присутствии королевы Маргариты шел спектакль "Сон весеннего утра".

Драматическая поэма Д'Аннунцио бросала вызов канонам, считавшимся в то время незыблемыми - в ней очевидно почти полное отсутствие сюжета и определенного места и времени действия, смешение стилей, переплетение реальности с фантастикой. Дузе была в этот вечер прекрасной, как никогда, и все же ей не удалось рассеять враждебности публики. Спектакль шел под непрерывный свист в зале и насмешливые возгласы зрителей, и лишь благодаря присутствию королевы не произошло более неприятных эксцессов. Последняя реплика была произнесена при ледяном молчании зала. Однако когда занавес поднялся вновь и пошли сцены из "Трактирщицы", публика устроила овацию. "Да здравствует Гольдони! Да здравствует Элеонора Дузе!" - раздавались восторженные возгласы, показывающие резко отрицательное отношение зрителей к Д'Аннунцио.

По окончании короткого цикла спектаклей, которые Дузе после долгого перерыва дала в Риме, Уго Ойетти¹ опубликовал полную горечи рецензию, посвященную выступлениям Дузе и тяжелым условиям существования римского театра в те дни. "Римскую публику не назовешь слишком экспансивной. Аплодируют или свистят в зале лишь отдельные зрители из второсортной публики да на галерке. Так называемой римской публике нравится некоторая торжественность, а выражением торжественности, по их мнению, является, хотя это и может показаться парадоксальным,- молчание. В "Даме с камелиями" после семикратного крика, отчаянного, безумного, в котором, кажется, воплотилась сама душа несчастной героини: "Армандо, Армандо!",- занавес падает в полной тишине. За все пять актов раздается десятка два хлопков, да и то аплодируем только мы. Из лож на нас смотрят с высокомерным удивлением. Так в церкви иные ханжи, оборачиваясь, взирают на человека, повысившего голос. Под конец некоторые, правда, подхватывают наши аплодисменты, но это еще не весь зал. Многие женщины плачут, но не хлопают, многие не сводят глаз с бесконечно усталой Дузе, со страдальческой улыбкой склоняющейся перед залом. Некоторые что-то взволнованно шепчут, благодарят ее за то, что она приобщила их души к своей душе, необозримой в ее трагизме, и... не хлопают. В фойе журналисты, то есть наиболее скептически и недоброжелательно настроенные зрители, используют все пять гласных для восторженных восклицаний, только и слышно: "следует признать...", "нельзя отрицать...", "на этот раз действительно..." Но вот они возвращаются в ложи или в партер, и вид у них снова, как у страшного Торквемады², присутствующего при казни.

¹ (Уго Ойетти (1871-1946) - итальянский писатель, драматург, журналист и художественный критик. Писал об актерах (Дузе, Руджери, Т. Сальвини), драматургах (Пиранделло, Никкодеми, Метерлинке), композиторах (Пуччини, Верди, Бойто).)

² (Томас Торквемада (1420-1498) - доминиканский монах, деятель инквизиции в Испании.)

Так меркнет для каждого в отдельности и для всех вместе радость, огромная, бесконечная радость, которую испытываешь однажды вечером в театре, увидев и услышав после стольких лет величайшую актрису нашего времени. Ведь смотришь спектакль не для того, чтобы сравнивать, осуждать, критиковать, но чтобы восхищаться ею. А здесь даже тот, кто приходит, желая насладиться игрой артистки, начинает испытывать горечь, подавленность, тревогу перед величественностью этого судилища, где все предпочитают скептически улыбаться, чтобы только не показать, как они растроганы.

Да и сама Дузе чувствует себя удрученной.

Мысль выйти на сцену, где еще вчера Фреголи¹ "преподавал" нашим политическим деятелям урок тактики парламентской борьбы, никак не может вдохновить актрису, носящую имя Элеонора Дузе, которая видела, как над ее искусством задумываются самые высокие в мире умы. Однако в Риме, где в театре "Костанци"² после "Лоэнгрина"³ показывают дрессированных цирковых лошадок, а после них Тина ди Лоренцо⁴ увлекает публику "Любовниками" Доннэ⁵, где после двухмесячного отсутствия вы, прежде чем пойти в какой-нибудь театр, должны выяснить, по-прежнему ли он драматический или стал уже оперным, проходят ли в нем предвыборные митинги, детские балы-маскарады или опереточные спектакли,- в Риме это фатальная неизбежность. Такое положение удручает, потому что вынуждает толпу подходить с одинаковыми критериями к Дузе и к Фреголи, к Таманьо и к Тине, к Калигарис и к Цаккони, к Ферравилла⁶ и к Цукки...

¹ (Леопольдо Фреголи (1867-1936) - итальянский артист варьете.)

² ("Костанци" - римский оперный театр, названный по имени импрессарио Д. Костанци, открылся в 1880 г. Наряду с операми здесь давались и драматические спектакли. В 1926 г. был закрыт дли реконструкции, вновь открылся в 1928 г. под названием "Театр королевской оперы". С 1946 г. Переименован в "Римскую оперу", является одним из крупнейших итальянских современных оперных театров.)

³ ("Лоэнгрии" - опера Р. Вагнера.)

⁴ (Типа Ди Лоренцо (1872-1930) - итальянская актриса, успешно выступавшая в комедийных и драматических ролях в пьесах Гольдони, Феррари, Джакоза, Бракко, Верга, Скриба, Сарду, Прага, Никкодеми и других.)

⁵ (Морис Доннэ (1859-1945) - французский писатель и драматург. В 1907 г. был избран в члены Французской Академии. Автор пьес, представлявшихся на сцене "Комеди Франсэз". Лучшая из них - "Любовники" (1895), ставшая своеобразным документом нравов своей эпохи.)

⁶ (Эдоардо Ферравилла (1846-1916) - один из самых выдающихся итальянских актеров диалектального театра, игравший на миланском диалекте; создал яркие сценические портреты своих современников, отмеченные умной сатирой и живой импровизацией.)

Неуспех "Сна" преувеличен. Но фактом остается то, что Элеонору Дузе, приехавшую в Рим после семилетнего отсутствия, пережившую ослепительный апофеоз, появившуюся во всем блеске своего очарования среди весенней зелени "Сна" в роли, созданной величайшим поэтом, встретили молчанием, чтобы не сказать хуже. Этот упрек относится не к публике, ибо для нее естественным было ошеломленно безмолвствовать на этом спектакле, а к тем пяти-десяти-двадцати людям, от которых зависит общественное мнение. Они молчали какую-то секунду, но этого было достаточно.

Через полчаса после того как Дузе, помолодевшая, счастливая, как никогда, рассталась с Мирав долиной, она говорила: "Но разве они виноваты? На прошлой неделе здесь выступал Фреголи, мой веселый забавник Фреголи. А после Фреголи "Сон", конечно, кажется скучным, раздражает, даже невыносим. Нет, они не виноваты. Они просто смотрят на все со своей колокольни..."¹.

¹ (Уго Ойетти.- "Иллюстрационе итальяна", 1898, 23 января, стр. 66.)

Неудача "Сна весеннего утра" не обескуражила Дузе и не поколебала веру в поэта. Вести к победе его искусство, защищать его от банальности повседневной жизни стало смыслом ее существования. Семь лет она самоотверженно боролась за то, чтобы пробить дорогу на сцену произведениям Д'Аннунцио, пренебрегая при этом вредом, который наносила себе. Она вела ради него битвы, которые, сражаясь за себя, уже давно выиграла.

После неудачи "Сна весеннего утра", потеряв надежду собрать труппу, способную играть репертуар Д'Аннунцио, она написала Полезе, директору "Карро ди Теспи": "Почему же мне никак не удается добиться того, что упрочило бы победу действительно прекрасного произведения и освободило бы меня от бесконечной войны и необходимости скоро возвращаться к моим скитаниям по белу свету? Однако даже здесь справедливость восторжествовала над неверием немногих¹, а вечер в Риме - доказательство того, на что способны в Италии. Я рассчитываю, что вы поможете мне вернуться на родину и, может быть, когда-нибудь собрать большую труппу".

¹ (Дузе, по-видимому, намекает на обстоятельства, освещенные в рецензии Ойетти (прим. автора).)

С 6 по 8 марта Элеонора - в Париже, куда приехала по приглашению "Комеди Франсэз"¹ для участия в прощальном вечере мадемуазель Райхенберг¹. С огромным успехом Дузе выступила на нем в последнем акте "Адриенны Лекуврер", а затем, с 9 марта по 3 мая, предприняла утомительное турне по Лазурному берегу, французской провинции и Португалии, играя в Ницце, Каннах, Марселе, Бордо, Лиссабоне, Порту. Есть достоверные свидетельства того, что в Ниццу она была любезно приглашена маркизом Жоржем де Куэвас, основателем знаменитой труппы "Большого балета маркиза де Куэвас".

¹ ("Комеди Франсэз" - французский театр, основанный в Париже в 1680 г., ставший первой национальной драматической сценой Франции.)

² (Сюзан Райхенберг (1853-1924) - французская актриса, выступавшая на сцене "Комеди Франсэз" в пьесах Мольера, Мюссе, Ростана.)

Вспоминая свою первую встречу с Дузе, он писал: "...Мне было тогда четырнадцать лет; как-то, будучи в Ницце, я удрал из дому и отправился в Муниципальное казино с намерением послушать музыку. Но, к великой моей досаде, оказалось, что как раз в этот день шла не опера, а драма. У меня не было ни малейшего желания уйти ни с чем, и я решил посмотреть драму. Афиши возвещали, что нынче идет "Дама с камелиями". Но все билеты были уже проданы.

Неожиданное препятствие раззадорило меня, и я спросил, могу ли я, заплатив, сколько надо, войти в театр и посмотреть пьесу, пусть даже стоя. По счастью, кто-то вернул билет, и я оказался в зале.

По молодости лет я никогда не слыхал о существовании Элеоноры Дузе, так что ощущение чуда, сотворенного прекрасным созданием, находившимся на сцене, я никак не могу приписать какому-то пред-взятому мнению или влиянию авторитета.

С той самой минуты, как она появилась на сцене, мы почувствовали, что подчиняемся ее неодолимому влиянию, что ее чувства становятся нашими чувствами, наполняют нас волнением.

Восторг зала возрастал от акта к акту и достиг апогея в третьем действии, когда оскорбленный любовник, не зная всей правды и искренне веря, что мстит неверной возлюбленной, публично оскорбляет ее, в то время как она - жертва недоразумения, которое будет стоить ей жизни,- сгорая от любви, пытается остановить его, дрожащим голосом умоляюще повторяя одно лишь слово: "Армандо, Армандо, Армандо".

В этом месте я почувствовал, что плачу, и постарался скрыть свое волнение, но скоро заметил, что весь зал охвачен теми же чувствами... И тогда я, вместе со всеми зрителями, понял, какова мера человеческой низости, и, видя агонию этой души и смертельно раненного сердца, ощутил горькую безнадежность.

Такой запомнилась мне прекрасная Элеонора. Такой она навсегда осталась в моей душе".

В Марселе сборы катастрофически упали.

Дузе писала своему верному другу Адольфо Де Бозису: "А эта невежественная Италия, что она делает? О, ностальгия, я в твоей власти! Но если мы не добьемся от какой-нибудь газеты, хотя бы от одной, чтобы она сказала этой невежественной особе, какая язва ее разъедает и какие диковины она создает, как нам дальше жить? Мы загребаем деньги, да, загребаем, но и создаем кое-что: пусть это будет хотя бы тромбон, возвещающий своими звуками о наших страданиях... глубоких, мучительных... невыразимых!"

В Лиссабоне Дузе была вознаграждена за все пережитые невзгоды. После последнего акта "Дамы с камелиями" публика вызывала ее тридцать шесть раз. У выхода из театра многие женщины расстилали на земле свои кружевные мантильи, чтобы она прошла по ним, как по ковру.

Возвратившись из-за границы, Дузе совершила короткое турне по Италии. 12 июня 1898 года имя Элеоноры Дузе было присвоено болонскому театру "Брунетти"¹. "Хотелось бы, чтобы он стал храмом подлинного искусства",- сказала она посланцу, сообщившему ей эту приятную весть.

¹ ("Брунетти" - болонский театр, открытый братьями Брунетти в 1865 г.)

Турне по Италии Дузе закончила выступлением в пьесе "Гедда Габлер" в неаполитанском театре "Фьорентипи". После этого несколько дней она провела у моря, потом две-три недели прожила в Валломброзе. Она продолжала мучительно думать, каким образом осуществить свою давнюю мечту - поставить на сцене пьесу Д'Аннунцио. "Живу - день лучше, день - хуже,- признавалась она Лауре Гропалло.- Надоел мне этот пятый акт моей жизни, очень уж он затянулся... Чего бы я только не отдала, чтобы рядом со мной был друг!"

Гедда. 'Гедда Габлер' Г. Ибсена. Начало 900-х годов

Но она всегда была в одиночестве. Поэт остался во Флоренции и работал над "Огнем". Ей же приходилось снова продолжать свое вечное блуждание по свету. Она организовала турне по Египту, условилась о спектаклях в Афинах и 12 ноября должна была отплыть из Неаполя. Кроме того, ей, наконец, удалось договориться с Цаккони о постановке двадцати девяти спектаклей по пьесам Д'Аннунцио. "Чтобы не обмануть надежды Цаккони, вернусь весною. Договор с ним уже заключен, и тогда, под знаком этой надежды, мне, может быть, будет не так тоскливо пережить эту долгую зиму и морской переезд..." - писала она Де Бозису 7 ноября.

Между тем Д'Аннунцио, оставаясь в Италии, заканчивал новую трагедию - "Джоконда", посвященную Элеоноре Дузе и предназначенную для ее спектаклей. Поэт присоединился к Дузе в Египте. Из Александрии и Каира он сопровождал ее в Грецию - в Афины, где им обоим был оказан восторженный прием.

Сильвия. 'Джоконда' Г. Д'Аннунцио. 1899

Вернувшись в Италию, Дузе обнаружила, что договор с Цаккони претерпел существенные изменения, и готова была совсем отказаться от него. Вместо прежней договоренности о том, что спектакли будут проходить только во Флоренции, теперь было решено начать гастроли в Сицилии, а потом исколесить всю Италию. "Не знаю места, менее подходящего для начала этих спектаклей, чем Сицилия,- писала Дузе Де Бозису,- но если мы не распоряжаемся событиями, то события начинают распоряжаться нами".

Сильвия. 'Джоконда' Г. Д'Аннунцио. 1899

Ее надежды на то, что "Джоконда" станет образцом для последующих постановок, не оправдывались. Она испытывала чувство, близкое к отчаянию, опасаясь, что спектакль обречен на провал из-за чрезвычайной спешки при его подготовке. 2 апреля она писала Де Бозису из Мессины: "Итак, сегодня вечером начинается. Вокруг меня настоящее столпотворение. Чем больше я говорю: жди, репетируй, постарайся сохранить силы и свое самочувствие во имя нашей идеи, тем больше все это "растекается", как говорят в Риме".

И уже после того как все надежды на обновление театра пошли прахом, она с горечью заметила: "Ну вот, как всегда, я "la femme a barbe"¹, распинающая свою душу (словно на пяльцах) нудной, сумасшедшей работой".

¹ (Бородатая женщина. Французское идиоматическое выражение. В данном случае означает: остаться ни с чем, остаться на бобах.)

Немецкий театральный критик Цабель, один из немногих, кто имел возможность присутствовать на репетициях Дузе, рассказывает о том, как накануне спектакля она отшлифовывала диалоги, то форсируя, то смягчая голос для того, чтобы речь приобрела необходимую плавность. "В меховом пальтишке, она по своему обыкновению скромно сидела то рядом с будкой суфлера, то у кулис на авансцене, принимая живое участие в действии, даже если сама не играла. Она была хозяйкой текста и осуществляла режиссуру с удивительным тактом, никогда не подчеркивая своего превосходства и не ограничивая актерской индивидуальности. К чему бы она ни прикасалась, ее вмешательство всегда было исключительно тактично. Она проявляла удивительное артистическое чутье, когда обращалась к своим коллегам, чтобы объяснить тот или иной оттенок в исполняемой роли".

"Джоконда" была поставлена на сцене театра "Беллини"¹ в Палермо 15 апреля 1899 года. Зал был переполнен. Среди зрителей находилось множество признанных театральных авторитетов, приехавших из других городов Италии и из-за границы. Пока старенький занавес как-то косо и неуверенно полз вверх, некий шалопай насвистывал в зрительном зале популярный мотивчик. Но вот на сцене появилась Дузе - Джоконда, и началась битва. Дузе сражалась за автора с таким же пылом, с такой же стойкостью, с какими когда-то боролась за свое собственное утверждение на сцене. Ее поддерживали поэтичность драмы и трогательное внимание большинства зрителей. После окончания спектакля восторженные клики толпы разносились по улицам Палермо до зари.

¹ ("Беллини" - "Театро Каролино", основанный в Палермо в 1809 г., был переименован в честь композитора Винченцо Беллини (1801-1835).)

Без особого успеха, но с неиссякаемой верой и упорством Дузе два месяца ездила с "Джокондой" по городам Италии, чередуя ее с "Сомнительным обществом" ("Полусвет") из репертуара труппы Цаккони и "Женой Клода". "Слава", только что законченная Д'Аннунцио, провалилась в Неаполе и больше не возобновлялась. Что же касается "Джоконды", исполнявшейся обычно в импровизационной манере, то постепенно, по мере того, как спектакль отшлифовывался, он встречал все более благоприятный прием у публики. 19 мая 1899 года Дузе телеграфировала Де Бозису из Болоньи: "Вчерашний спектакль вознаградил за все, была полная гармония: публика и пьеса слились воедино, в результате - искренность и благородство, ничего тягостного и враждебного, что бывало прежде. Единственный вечер, полный утешения и вместе с тем горечи, хотя я и уверена, что эта работа, которая и началась и шла с такими перебоями, должна оставить добрый след".

Сурово реалистическая манера игры Цаккони мало подходила для пьес Д'Аннунцио. В конце мая в Турине было закончено "турне, которое не получилось", как определил его Уго Ойетти. Однако двадцать девять спектаклей принесли почти 300 000 чистого дохода, и импрессарио был, пожалуй, единственным человеком, который чувствовал себя удовлетворенным. По словам доктора Пальмерио¹, в Каппончину не один раз приходили переводы на несколько тысяч лир - авторский гонорар.

¹ (Б. Пальмерио, С Д'Аннунцио в Каппончине, Валекки, 1938.)